Замок на песке. Колокол

Мердок Айрис

Остальные ушли вперед. Питер вышагивал бодро, солнце поблескивало на его очках, полевом бинокле и фотоаппарате, который болтался у него на боку; он уже разогнался и шел довольно быстро. Загоревшая до красноты лысина его сияла. Любовно поглядывая на него, Майкл в который раз подивился его самозабвенности, полной погруженности в любимое дело, отсутствию какого бы то ни было тщеславия. В нем не было масштабности духа, присущей Джеймсу, – равно отпугивающей и притягательной, – зато, как мягкий в обхожденье рыцарь Чосера [29] , этот рыцарь не способен был никого обидеть. Они ступили в лес. Дора держалась подле Питера, они на пару занимали узкую тропку, и Пол, не выпускавший Дориной руки из своей, вынужден был плестись по подлеску, путаясь в ежевике и траве.

29

Рыцарь Чосера – герой

«Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера (ок. 1340–1400). Появляется в «Общем прологе».

Тоби чувствовал себя как рыба в воде: счастливый, беззаботный, он болтал без умолку, то и дело останавливался, чтобы разглядеть лесной цветок, прислушаться к какому-то мимолетному шороху или заглянуть в таинственную норку. Майкл шел неторопливо, испытывая тихую радость от того, что он старше, мудрее, и пребывал в хорошем расположении духа. Интересно, выйдет ли что-нибудь из его затеи подселить Тоби к Нику? Когда мысль эта только зародилась у Майкла, а это было до того, как он увидел Тоби, она показалась ему блестящей. Других вариантов, кроме Тоби, не было; к тому же Ник побыл в одиночестве более чем достаточно. Надеялся Майкл и на то, что соседство мальчика, может, как-то отвлечет Ника, пробудит в нем участие. На худой конец, Тоби мог бы просто присмотреть за «белой вороной» и отчасти сдержать пристрастие Ника к спиртному, которому он – Майкл в этом не сомневался – в Имбере не изменил. Надо признать, Джеймс оказался прав: при теперешнем положении дел в Имбере нет места такому больному человеку, как Ник. Присматривать за ним некому. Про себя Майкл решил, что вступать в объяснения с Ником для него будет равносильно самоотпущению грехов, и он должен определенно этого избежать. Он вспомнил, как настоятельница уклонилась и не стала выслушивать историю его жизни. Нет, надо положиться на Тоби и Кэтрин. Майкл не думал, что Ник может как-то дурно повлиять на Тоби. Не видел он, как Джеймс, в Нике разрушительной силы. Определение «бедолага» гораздо ближе к истине. Рассеянно-удрученный вид Ника, его слезящиеся глаза, вялость – нет, это не тигр, готовящийся к прыжку. К тому же сам дух Имбера, хоть и не растопивший его души, все же требовал определенного уважения, и Ник его выказывал, так что Майкл и мысли не допускал, что Ник осмелится грубым словом или делом оскорбить мальчика. Ник был сейчас слишком подавлен, чтобы решиться на такое.

Познакомившись с Тоби, Майкл вынужден был прежние свои соображения на сей счет пересмотреть. Тоби оказался на редкость привлекательным. Вот сейчас Майкл глядит на него – он пробирается через подлесок, чуть поодаль от тропинки, то и дело подбегая к Майклу, будто преданный пес. В его долговязой фигурке была еще неуклюжая мальчишеская застенчивость, а во всем его облике – нечто столь чистое, свежее, что напрочь отметало мысль о малейшей неопрятности. Майкл отметил про себя безупречный ворот его бледно-голубой рубашки и уныло подумал, что у него-то ворот грязный. В будущем мальчик, верно, будет денди. Искусная стрижка, подчеркивавшая замечательно круглую форму головы, на лбу и упругой загоревшей шее оставляла по пышной ровной волне. Пухлые губы и щеки румянились здоровьем. Глаза сохраняли застенчивое, искательное, детское выражение. Он еще не осознал, не ощутил себя юношей. От него исходили токи нерастраченных сил и надежд. Майкл подумал, насколько он, в сущности, проще в свои восемнадцать лет, чем Ник был в пятнадцать. И все равно, надо признать, он очарователен. В памяти Майкла с обжигающей ясностью ожило обнаженное бледное тело мальчика у заводи. Как поразительно и как восхитительно это было. В то же время Майкл огорчился, обнаружив, что его та неожиданная сцена, как выясняется, сильно потрясла. Он тотчас с большой неохотой прогнал видение прочь. Может, настоять на том, чтобы Тоби с Ником перебрались в дом – найти предлог для переселения одного Тоби сложно. Но мысль о том, что Ник будет совсем рядом, была непереносима. На какое-то время он отвлекся от этих дум и снова отдался наслаждению восхитительным вечером.

Майкл вполуха следил за разговором шествовавшей впереди троицы, там продолжалось препирательство. Питер спросил Дору, не собирается ли та писать пейзажи в Имбере; вопрос этот, похоже, ее удивил. И она, и Пол, как отметил Майкл, и думать забыли, что она умеет рисовать. В ходе разговора о деревенской жизни и наблюдении за живой природой выяснилось, что Дора ни разу не слышала кукушки. Питеру это казалось невероятным. «Ну, а в деревне, в детстве?» Ему представлялось, что все дети, как водится, произрастают в деревне.

– А я в детстве не бывала в деревне, – смеясь, сказала Дора. – Мы всегда проводили каникулы в Богнор-Реджисе. Правда, я сейчас мало что помню о детстве, но кукушки я точно не слышала. Часы-кукушку – другое дело.

Тоби с Майклом присоединились к остальным, и так, за разговором, они вышли на поляну, где расставлены были ловушки. Питер дал знак умолкнуть. Они тихонько дошли до конца тропинки, а Питер направился вперед, чтобы поглядеть на пленников. Он расставил в траве три старомодные ловушки куполообразной конструкции –

около метра в длину и полуметра в высоту. В каждой ловушке было по два отсека. Одна стенка отлого клонилась внутрь, к небольшому входу, окаймленному выступами проволоки, вход этот вел в нижний отсек. Такой же вход, только пошире, в дальнем углу вел во второй, верхний отсек, и против него располагалась маленькая дверца для руки ловца. В каждом отсеке сидело по нескольку пташек. Когда Питер приблизился к ловушке, все они затрепыхались.

Майкл часто наблюдал за тем, как проделывается эта операция, и всякий раз не мог сдержать странного волнения. Под руководством Питера он даже как-то брал птичек в руки, но держать в руке такое лучезарное, податливое, хрупкое тельце, чувствовать ужасающе частое биение сердечка ему было тягостно: тревога, жалость и сострадание переполняли его. Единственный радостный миг наступал, когда выпускаешь птицу на волю. Майкл так боялся – вдруг птичка умрет у него в руках, а такое случается частенько, если держать ее слишком крепко, – что Питер, правда весьма неохотно, избавил его от дальнейших уроков.

Вернулся Питер и позвал всех за собой.

– Идите гляньте – только близко не подходите. Там есть одна редкая птица. Маленький королек – вон в той клетке. У него красно-желтый хохолок. Остальные ерунда – воробьи да синицы. Правда, в дальней есть еще поползень.

Пока разглядывали птиц, Питер фотографировал королька.

– А как они туда попадают? – заинтересовалась Дора.

– На корм слетаются, – ответил Питер, – я накрошил хлеба и орешков для приманки. Они пытаются вылететь через верхний отсек – это кажется легким, а на самом деле оттуда еще труднее выбраться. Некоторые птицы заходят в ловушку и без приманки – так, из любопытства.

– Опять же как люди, – заметил Майкл.

– Не буду сейчас возиться с воробьями и синицами. – Питер приподнял одну клетку, птицы мигом взлетели и унеслись. – Окольцую поползня и королька. Майкл, не сфотографируете его, пока я буду держать?

Майкл взял фотоаппарат. Питер опустился на колени, открыл заднюю дверцу клетки, просунул туда руку. Птицы безумно заметались. По сравнению с ними загорелая рука Питера казалась огромной. Пальцы раздвинулись, загнали маленькую пташку в угол, осторожно сомкнулись, прижав трепещущие крылышки к тельцу, и извлекли ее наружу. Малюсенькая золотая полосатая головка выглянула меж большим и указательным пальцами Питера. От страха, волнения и жалости Дора вскрикнула. Майкл понимал, что творится у нее на душе. Он приготовил фотоаппарат. Питер вытащил из кармана легкую металлическую пластинку, такую тоненькую, что только через лупу можно было прочесть надпись на ней. Он осторожно переворачивал птичку в руке, пока не продел тонюсенькую крошечную лапку с коготками между безымянным пальцем и мизинцем. Левой рукой он обернул пластинку вокруг лапки и, поднеся ее ко рту, плотно зажал зубами. При виде крепких зубов Питера, приближающихся к этой крошечной лапке, Дора не выдержала и отвернулась. Майкл сделал два снимка. Питер быстро подбросил птицу в воздух, и она скрылась в лесу, отныне неся всем, кого это может касаться, весть о том, что именно в этот воскресный день она была в Имбере. Питер окольцевал поползня и выпустил остальных птиц на волю. Дора была потрясена, расстроена. Пол смеялся над ней. Майкл посмотрел на Тоби. Глаза у него были широко распахнуты, прикушенные от волнения влажные губы покраснели. Удивительно, как впечатляло всех это зрелище.

Пока они осматривали ловушки, переворачивая их на бок, Питер удалился в лес. Под деревьями свет угасал быстрее, и на поляну устремились полчища комаров. Дора обмахивалась зонтиком и причитала, что цитронелла ее не спасает и комары ее поедом едят. Вдруг совсем рядом раздался отчетливый голос кукушки. Все замерли, насторожились, потом глянули друг на друга и расхохотались. Питера позвали назад.

– О господи! – закричала Дора. – А я-то и впрямь подумала, что это кукушка. Вот позор!

– Настоящая кукушка, как я понимаю, сейчас в Африке, она птица мудрая, – сказал Питер. И показал Доре маленькую свистульку. Потом извлек из кармана и другие манки, деревянные, металлические, и начал поочередно воспроизводить пение жаворонка, кроншнепа, пеночки, дикого голубя и соловья. Дора была сражена. Ей хотелось посмотреть и попробовать самой, она брала у Питера манки и при этом чисто по-женски вскрикивала и щебетала. Майкл глядел на нее и думал: в ней сосредоточено все, что отвращает его от женщин, – но думал это беззлобно, все равно она ему нравилась, да и настроен он был слишком благодушно, чтобы испытывать сейчас к кому-то неприязнь.

– Ну надо же – как настоящие! – воскликнула Дора.

– С настоящим ничто не может сравниться, – заметил Питер. – Даже самая совершенная имитация – а это она и есть – доставляет, как это ни странно, совсем не то удовольствие. Помнится, где-то у Канта сказано: как разочарованы бывают гости, узнав, что соловей, услаждавший их слух после ужина, – всего лишь мальчонка, укрывшийся в соседней роще.

– Пример естественной притягательности истины, – заметил Майкл.

– Вы сегодня так и сыплете благочестивыми изречениями, – сказал Питер. – К проповеди завтрашней готовитесь?