Замок Оборотня
Шрифт:
Я вспомнила ВСЕ!
Едва не упала, вцепилась в плечи Сонхейда, судорожно хватая ртом воздух, пытаясь вдохнуть и не в силах это сделать. Я задыхалась… от злости!
– Сволочь! – Крик разнесся по лесу, и птицы испуганно смолкли.
Меня сжали крепче.
Суровое сопение продемонстрировало, что данную тему сэр Гаэрд Сонхейд обсуждать не намерен. Рванулась изо всех сил, пытаясь освободиться из объятий альфы стаи Северных Гор, а получила тихий вопрос:
– Почему ты ушла?
И на сопротивление не осталось сил. Уткнувшись лбом в его плечо,
– Потому что ты монстр, Сонхейд.
Судорожный вздох, и злое:
– Лжешь.
Лгу, потому что каким бы он ни был монстром, сейчас, когда обнимает, отчетливо понимаю – мне плохо без него. Все эти полтора месяца мне было плохо, и, наверное, я тоже тосковала, просто не могла понять о чем.
– Почему ты ушла? – Альфа требовательно повторил вопрос.
Запрокинув голову, взглянула в его глаза и тихо спросила:
– Почему отпустил?
– Был далеко.
– Насколько далеко?
Лорд оборотень молчал несколько секунд, но под моим требовательным взглядом ответил:
– Стая свергла хранителей. Я альфа, я веду стаю в бой.
Значит, опять геноцид. Интересно, насколько повальный.
– И что с хранителями?
Мой очередной вопрос не вызвал у Сонхейда эмоций, и его ответ прозвучал безразлично:
– Хранителей нет.
Значит, убили всех. Мысленно содрогнувшись, отстраненно спросила:
– Не жалко?
Он улыбнулся, глядя на меня как на любимого ребенка, и так же с улыбкой произнес:
– Мы оборотни, Ким, у нас нет жалости к врагам.
Почему-то не удивлена.
А Гаэрд продолжил:
– И мы не просим прощения, но готовы на все, чтобы его получить.
Недоверчиво смотрю на него и просто не могу не спросить:
– А эта фраза к чему?
– К тому, что я сволочь, – прямо глядя мне в глаза, произнес оборотень.
Молча вырвалась из его объятий, прислонилась спиной к автомобилю, сложила руки на груди. Я понимала, о чем он – ночь, когда все случилось. Сейчас, когда воспоминания вернулись ко мне, я отчетливо помнила, как он отпрянул, ощутив, какую боль причинил мне, как ударился о выступающий край камина, и темно-алая кровь потекла по его напряженному телу. Вспомнила и как писала кровью, его кровью, в той самой книге… Но, поражаясь самой себе, я не могла понять, как умудрилась забыть то, что произошло дальше. Как он, вернувшись, целовал и старался успокоить, как мыл в душе, сцеловывая мои слезинки, как лежал рядом, обняв, пока я не заснула.
Но наутро он ведь снова вел себя как последняя сволочь!
– Ким… – Гаэрд плавно шагнул ко мне.
Зверь. Вот как есть зверь.
– Не прощу! – с трудом сдерживая слезы, заявила я. – И мстить буду! Долго, лет двадцать минимум! И нервы трепать, часто и с наслаждением! И…
Подошел, снова обнял, осторожно погладил по волосам, словно пытался успокоить.
– И никакого проживания на правах пленницы, у меня учеба, и я собираюсь ее закончить!
Ладонь оборотня на миг замерла, но вновь продолжила движение.
– И никаких требований о подчинении!
Резко
– И про месть, это не шутки, – повторила, обнимая его, и тихо спросила: – Так, значит, согласен?
– Готовность на все, я уже озвучил, – прорычал альфа стаи Северных Гор.
Улыбнувшись, запрокинула голову, посмотрела в его глаза. Звериные, цвета темного янтаря, удивительные в своей нечеловеческой красоте. Причем в данный момент глаза, потемневшие от ярости.
– Что-то не нравится? – продолжая улыбаться, спросила я.
Гаэрд медленно склонился надо мной и хрипло произнес:
– Мне будет непросто, не тот характер, но обладание тобой искупает все.
И он накрыл мои губы своими, заставляя дышать им, утягивая в омут головокружительных ощущений, жадных прикосновений и звериной страсти. Мой оборотень не спрашивал разрешения, не задавал вопросов, не интересовался ответами – время слов закончилось, для них больше не было места. И Сонхейд целовал жадно, как изголодавшийся зверь, сминая мои губы, вырывая стон за стоном, срывая мою одежду, и треск рвущейся ткани звучал эхом хриплого рыка вновь заполучившего меня зверя. Моего зверя. Жестокого, непонятного, непримиримого, с характером истинного альфы, зацикленного на подчинении зверя, без которого я не хотела жить.
– Ким, ты опять улыбаешься, – укоризненно заметила тетя Летисия.
– Просто вспомнила фильм. – Я прячу улыбку за чашкой и вновь бросаю взгляд в окно.
– Ким, ты только приехала, – обиженно напомнила тетя, – в конце концов, что происходит? Ты практически перестала посещать занятия…
– Я все сдам. – Настроение падает на градус ниже.
– Твоя соседка по комнате говорит, что ты ночуешь неизвестно где.
Мне очень не хочется врать родному человеку, а потому вновь делаю глоток чаю, всем своим видом показывая, что он очень вкусный, а потому я просто не в состоянии ответить.
– Ким… – Тетя протянула руку, накрыла мою дрогнувшую ладонь, серо-голубые глаза смотрели встревоженно. – Ты очень странно себя ведешь, дорогая.
Тетя Летисия поднялась, нервно огладила идеальный передник, символизирующий то, что она добропорядочная хозяйка из шестидесятых. Впрочем, все в тете напоминало о том давнем времени стремления к идеалу – лента в начесанных волосах, белоснежный воротничок, традиционный пирог в духовке.
Духовой шкаф, переливчатым звоном сообщающий о завершении времени выпекания…
– Твой телефон постоянно вне зоны обслуживания, – продолжила тетушка, нервно вынимая пирог. – На твоей шее засос!
Нервно поправляю воротник водолазки, недобрым словом поминая разошедшегося накануне Гаэрда.
– У тебя откуда ни возьмись новая машина! И она дорогая, Ким, миссис Бенсон смотрела в Интернете!
С трудом сдержала смех – наша соседка к Интернету относится как к чему-то божественному, доверяя во всем. Впрочем, машина и правда дорогая во всех смыслах.
– Ким, я хочу знать, кто он?! Кто твой любовник!