Замок серебряной розы
Шрифт:
А я опускаю лицо ниже, и понимаю, что пропала. Окончательно и бесповоротно.
Потому что это его я видела во сне – теперь знаю точно. И его буду видеть снова – теперь уже в мечтах. Потому что кто он – и кто я? Могучий рыцарь из дальних стран в сверкающих волшебных доспехах – и глупая мелкая девчонка, которая даже не знает, кто она, и только чувствует… как удавкой затягивается на шее Предопределение.
С тех пор моя жизнь превратилась в полный кошмар.
Потому что Ричард Винтерстоун видел во мне только маленького
А я же каждую ночь видела, как заношу над ним кинжал. Каждую ночь просыпалась в слезах, потому что думала, что убила его. Сердце колотилось как ненормальное, мои руки тряслись, и только бешеная радость от наших недолгих встреч хоть как-то облегчала мою агонию.
Три долгих, бесконечных дня провели гости из другого мира у нас – и в эти три дня я как будто родилась заново. Каждый миг рядом я дышала, я радовалась, я смеялась и… любила. Тихо, молча, ни словом, ни жестом, ни взглядом… просто так, как умеют камни любить цветы. Как умеет море любить рассвет. Как умеет птица любить полёт.
Даже если родилась и жила в клетке.
Даже если никогда-никогда не пробовала даже расправить крылья.
Даже если небо видела только через решётчатый потолок.
Так я любила его.
И каждую, каждую ночь в своих снах я его убивала.
Это были слишком яркие и чёткие, слишком повторяющиеся в каждой детали сны, чтобы я не понимала, насколько это всё серьёзно.
Когда мы встречались снова, и он что-то рассказывал мне, снисходительно учил своей чужеземной игре «в шахматы»…
Когда провожал к моей комнате, чтобы «тебя, мелочь» не напугала темнота коридоров – и я изо всех сил подыгрывала, будто и впрямь такую как я может напугать какая-то там темнота…
Когда я смотрела на красивое, будто выточенное скульптором лицо, с которого не сходило задумчиво-тревожное выражение…
Я могла думать только об одном.
Я стану причиной его смерти. Занесу кинжал над ним, стоящим передо мной на коленях. Кровь будет на моих руках. И это – предопределённое и неизбежное будущее. Такое же неизбежное как то, что сегодня ночью мне снова приснится сон. Я пробовала не спать! Сутками пробовала. Но сон меня ждал, он караулил, когда я ослаблю оборону… и стоило отрубиться, не в силах сопротивляться больше… он тут же снова проникал мне в голову. А может, и жил там. Может, правда тот самый дар предвидения, который предки называли проклятием, остался в моей крови и через века настиг. За какие прегрешения? Я не знала.
Понимала только, что не имею права сдаться.
Я сделаю всё, чтобы Ричард Винтерстоун жил.
Даже если для этого мне придётся расстаться с ним навсегда. Хотя для меня теперь это будет – как будто сердце вырвать из груди и бросить, кровоточащее, себе под ноги.
Но я пошла и на это.
Чтобы прекратить весь этот бездонный ужас, я пошла на самую большую жертву.
Расстаться с ним и никогда больше не видеть.
Я думала, что так смогу избежать неизбежного. Если уйду, убегу от самой себя, от этой безнадёжной любви, от своего ужасного пророчества в пещеры Сольмивары, там моя душа наконец-то найдёт покой….
Она там нашла такой покой, что я чуть копыта не отбросила.
Как
Мне сказали, здесь я найду покой. Что счастье – в избавлении от эмоций. Что они – корень всех моих бед. Что стоит лишь вернуться в чистый, первозданный, бесконечный Хаос, как я утрачу все цепи, которые приковывали мою душу к страстям бренной жизни.
Вот только забыли сказать об одной малости.
Вместо этих цепей мне заботливо выдадут новую – а вместе с ней ошейник. Когда я это осознала, было уже слишком поздно. Я пыталась бороться, когда почувствовала, как гиар в центре моего лба медленно, но верно, убаюкивает, обволакивает сладким шёпотом, сковывает волю, погружает в сладкую отраву, в болото вечного сна. Сна души, сна разума.
Я боролась, как могла.
Но силы были неравны. Они уже были подточены долгой борьбой с самой собой. Борьбой с осознанием – ты, глупый неразумный Лягушонок, до потери пульса, до беспамятства влюбилась в своего Рыцаря синей розы. Которому совершенно всё равно, что это за смешная девчонка из этой отсталой и дикой страны смотрит на него с разинутым ртом и ловит каждое слово.
Иногда правда лишает последних подпорок.
И когда это поняла – что я одна, что совсем одна и надеяться на взаимность глупо… из меня вдруг словно выдернули какой-то стержень.
Всё так, ты одна – с готовностью подтвердил гиар.
Никакой любви ты не достойна, это всё глупости и самообман, заверил шёпот в моей голове.
Будь с нами – и обретёшь вечный покой.
Каждый сам по себе.
Никто никому не нужен.
Только в этом истинная свобода.
В этом освобождение.
В этом исцеление от боли.
Неужели ты не понимаешь?
Будь одна.
Оставайся одна.
Насладись этим одиночеством, этим покоем.
И помоги избавить от боли и несчастий всех остальных, кто ещё этого не понял.
Это было так легко.
Поверить, забыть, выпить лекарство забвения – чтобы заткнуть эту боль, которая выла внутри, как дикий зверь, которого лишили стаи. Наверное, я это сделала из инстинкта самосохранения. Чтобы не умереть, так сильно рвала меня на части изнутри эта боль.
Мой. Мой. Навсегда. Только – где-то там, без меня. Никогда больше не увижу.
И я готова была на что угодно, лишь бы прекратить медленно умирать от осознания этого.
Даже на то, чтобы позволить повесить себе на лоб проклятый гиар.
Дальше помню очень смутно.
Я словно медленно погружалась в сон – сначала исчезли запахи, вкусы, ощущения. Потом эмоции, чувства, желания. Воспоминания. Мечты. Сны. Впрочем, исчезновение снов меня даже радовало… пока я ещё была способна радоваться. Но вскоре прекратилось и это.
И осталось лишь серое, абсолютное Ничто вечного покоя.
Как будто на меня кто-то накинул плотную пелену – и отсёк от всего окружающего мира. Как будто я утонула и погрузилась на дно, завязла в иле, осталась там лежать, медленно покачиваясь и опутанная водорослями с ног до головы.