Замок тайн
Шрифт:
Джулиан был почти зол на Карла, зол настолько, насколько позволяло его почтение перед монаршей особой. Он говорил, что у Карла сейчас должны быть иные цели, чем соблазнение девиц. И все же при воспоминании о том, как при расставании Джейн кинулась ему на грудь и зарыдала, Карл счел, что был полным дураком, так долго разрываясь между учтивостью, благоразумием и страстью.
Правда, позже у Карла появилась возможность наверстать упущенное с другой девицей – Джулией Конингсби, под видом лакея которой он ехал из Бристоля. Джулия была из семьи преданных роялистов и свои верноподданнические чувства проявляла столь открыто, почти бесстыдно, что Карл
Позже он узнал, что преследователи настигли красавицу и надругались над ней. Бедная глупенькая кокетка! У него даже не было возможности послать ей письмо с выражением сочувствия. Они тогда готовились отплыть из Бридпорта, но тут произошла очередная неприятность. Жена капитана судна, которое им удалось зафрахтовать, выведала от мужа, кто будет его пассажир, и, опасаясь, как бы у супруга не случилось неприятностей с властями, спрятала все его штаны, а самого заперла под замок. Смех, да и только… если бы не было столь прискорбно. И опасно. Ибо никогда еще Карл не оказывался столь близок к тому, что его схватят. Слава богу, Джулиан смог раздобыть прекрасных коней, самых лучших, какие только нашлись в Сомерсетском графстве…
Карл вдруг заволновался, осознав, что Джулиана нет уже давно. И тут же перевел дыхание, заметив в конце улицы силуэт человека, ведущего под уздцы двух лошадей. Слава богу, это Джулиан.
– Уезжаем, сир, – сказал тот по-французски.
Лорд Джулиан Грэнтэм был по отцу француз, и все его детство прошло в этом королевстве, в приморской провинции Бретань. Поэтому в его английском до сих пор слышался легкий иноземный акцент, от которого его не избавили ддаже годы, проведенные на севере Англии. Да и во внешности его проступало нечто иностранное: не здешняя смуглота, особая линия породистого тонкого носа, четкие черные брови. Словом, Джулиан был красив. Очень красив. И эта его почти женственная привлекательность особо выделялась на фоне непривлекательной внешности короля. Однако у лорда Джулиана не имелось и сотой доли обаяния Карла, которое так пленяло всех, кто общался с его величеством, будь то женщина или мужчина.
Чтобы отвлечь внимание от особы Карла, Джулиан одевался более броско, скорее как роялист, нежели как суровый пуританин, в платье которого обрядили короля. И в отличие от остриженного под горшок и отрастившего бороду Карла, лорд Грэнтэм носил длинные волосы. Потому-то к нему первому и проявляли интерес суровые представители закона.
– Куда мы направляемся? – равнодушно-устало поинтересовался король, когда Джулиан придерживал стремя, помогая ему сесть в седло.
– Еще не знаю, но точно – из этого проклятого города, в глубь Солсберийской равнины. Остальное в руках Божьих.
«В руках Божьих». За время их опасного путешествия Карл не раз слышал из уст Джулиана этот ответ. Карл знал, что Джулиан был католиком, исповедовал религию, которую особенно ненавидели в протестантской Англии. Мать Джулиана происходила из известного кембриджширского рода Грэнтэмов, однако вышла замуж за француза из старинного французского рода де Бомануаров и долго жила в графстве Бретань, где и родила своего единственного сына. Но та ветвь Бомануаров, к которой принадлежал ее муж, была бедна, и, когда в Англии скончался ее бездетный брат, пэр Англии,
Путники выехали из города, и теперь перед ними расстилалась обширная безлюдная равнина. Огни селений, встречавшиеся ранее, совсем исчезли, и беглецов окутывал серый ночной мрак, из которого лишь кое-где пятнами выступали небольшие рощи да порой показывались невысокие холмы с длинными покатыми склонами. Было темно и тихо, только ветер шелестел в вереске и иногда уныло кричал козодой. Солсберийская равнина казалась бесконечной. Порой Джулиан подозревал, что Карл подремывает в седле. Возможно, имело бы смысл спешиться и переночевать просто на земле, невзирая на холод. Карл, вероятно, не стал бы возражать – он был очень вынослив и неприхотлив, этот потомок королей. Джулиан преклонялся перед его мужеством; правда, имелись в характере Карла и другие черты, совсем не радовавшие лорда Грэнтэма: дерзкая бравада, к месту и не к месту, легкомыслие, а главное – неуемное сластолюбие, которое Карл почему-то возводил в ранг едва ли не главной своей добродетели. Как-то в минуту горького отчаяния Карл сказал:
– Да, я ничтожество и неудачник, – но тут же подумал о чем-то и улыбнулся: – Зато превосходный любовник.
Этого Джулиан не понимал. Порой ему казалось, что Карлу Стюарту женщины дороже трона. Он оживал, становился веселым и обаятельным, едва рядом оказывалась женщина. Не таков был его отец – Карл I. Вот кем стоило восхищаться и кто был истинным помазанником Божьим! Как он боролся за свой трон, с каким достоинством держался на суде перед палачами, как мужественно принял смерть на плахе! А его сын, принявший титул Карла II, поклялся посвятить свою жизнь возвращению трона…
– Вы что-то сказали, сир? – оглянулся Джулиан к королю.
– Сказал, – кивнул тот. – Готов сжевать свою черную пуританскую шляпу, если я не слышу впереди лай собак. Значит, у нас все же будет ночлег.
Вскоре они разглядели небольшой городок. Множество черепичных крыш, церковь с колокольней, горбатый древний мост через ручей, протекающий вдоль палисадников. Довершало картину большое дерево у моста, на нижней ветке которого раскачивалась тень висельника.
Карл задержал коня возле повешенного. Зеленый мундир приверженца роялистов. Карл скривил рот в подобии улыбки.
– Плохие времена настали для старой доброй Англии, раз на ее дубах произрастают такие желуди.
– О, ради бога, сир, тише, – положил руку на уздечку королевского коня Джулиан. – Мы в краю, где живут самые отъявленные сторонники парламента!
– Да, – кивнул король. – И тебе, Джулиан, следует прекратить так обращаться ко мне. Теперь я всего лишь… Как я там зовусь в нашей дорожной грамоте?
– Трентон, сир. Чарльз Трентон.
– Что ж, хорошо, что Чарльз. Так мне хоть легче будет откликаться.
Они въехали на мощенную булыжниками улицу, и копыта коней гулко зацокали. При свете луны городок казался чистым, даже приветливым. «Уайтбридж», – прочли они на вывеске. Путники ехали мимо притихших домов, пока не оказались на небольшой площади у церкви. Напротив нее высился добротный дом из красного кирпича с оконными рамами и декоративными балками из серебристо-серого дуба. Над крыльцом на цепях покачивалась чугунная вывеска, указывающая, что это гостиница. Джулиан спешился и постучал в дверь. Из верхнего окна высунулась взлохмаченная голова хозяина, и Джулиан громко потребовал, чтобы их впустили.