Заморозки
Шрифт:
А в чём?
В том, что задумай я, к примеру, открыть книжную лавку, меня не поймут совершенно. Как — я? Лично? Это невозможно. Личная лавка — это частная собственность, а торговля бывает либо государственная, либо кооперативная. Иногда отдельной строкой выделяют торговлю колхозную, но это как бы частный случай торговли кооперативной. А вот лично я, Миша Чижик, открыть лавку не могу. Зато могу написать в комсомольскую или даже партийную газету, дорогая редакция, откройте книжную лавку, очень читать хочется. Напишу, и в течение положенного срока получу ответ: «Уважаемый Михаил Владленович! Мы рассмотрели Ваше письмо. Отвечаем, что в планах на текущую
И правильно, что не предусмотрено. В среднем советский человек, от младенца до пенсионера, тратит на покупку книг девяносто восемь копеек в год. Следовательно, можно ожидать, что жители Сосновки потратят на литературу тысячу рублей. В тот же год. Плюс-минус. Это только-только хватит на зарплату продавцу. Отопление? Свет? Сторож? Уборщица? То, другое, третье? Наконец, сами книги тоже не в лесу собирают, они денег стоят. Вот и получается, что книжная лавка невозможна по сугубо экономическим причинам.
А Лоун Пайн? Почему там есть, а здесь нет?
Хотя бы потому, что там книга, обыкновенная книга, стоит дороже бутылки крепкого алкоголя. И, несмотря на это, их, книги, покупают. К тому же в Лоун Пайне много туристов. Кто-то купит карту окрестностей, кто-то путеводитель, кто-то очерки по истории края, так, глядишь, и набежит. А уж низкопробного чтива — на всякий вкус. Хочешь — зубодробительные детективы, хочешь — сказочную фантастику, хочешь — порнографию с картинками, только плати. Ну, и не при детях будет сказано, заработки у среднего лоун-пайновца будут побольше, нежели у среднего сосновца.
С другой стороны, эта сумма, девяносто восемь копеек — кто, когда и как её исчислил? Поделил стоимость годового тиража всех книг на число жителей Советского Союза? Но какие-то книги ушли в библиотеки, какие-то остались нераспроданы, а какие-то, сделаю смелое допущение, существовали только в отчётах. То есть в отчете тираж пятьдесят тысяч, в реальности — три тысячи. Спроса на «Методы возделывания скороспелых сортов томатов в условиях Крайнего Севера» не ожидается, зачем же переводить бумагу, краску и клей? Давай-ка тиснем три тысячи, а там посмотрим. Заберут тысячу, много две тысячи, по библиотекам или ещё куда, а остальные сорок восемь тысяч как бы на складе. Через положенное время приходит распоряжение: неразошедшийся тираж, сорок восемь тысяч — под нож! Чтобы места не занимал. Типография отвечает: так точно, бу сде! А через день: ваше распоряжение выполнено! И получает благодарность, да. И премию.
Это мне Лиса рассказывала, она с типографиями знакома не понаслышке.
Мне думается, люди готовы платить и больше рубля в год, было бы за что. Ведь платят же отдельные любители литературы перекупщикам по двадцать пять рублей за вышедшую недавно повесть «Возвращение дона Руматы» — а на обложке цена аккурат девяносто восемь копеек. Платят! А вот подписчики «Поиска» прочитали её ещё летом, да. И если бы в моей предполагаемой лавке были интересные книги, то и по три рубля в год оставляли бы на кассе сосновцы и сосновки! А в следующей пятилетке — и по пять! Семья из четырех человек, следовательно, двадцать рублей!
Я прикинул: нет, многовато. При цене книги в пятьдесят копеек — получится сорок книг. Столько, пожалуй, не прочитают. Люди работают, кто в поле, кто на станции, кто в Чернозёмск ездит, на завод, у нас заводов много. Ладно, пусть семья покупает в год двенадцать книг, по одной в месяц. Реально? Реально. Значит, цену можно поднять до полутора рублей. За
Но.
Но где их столько взять, интересных книг? То есть книги-то, в смысле тексты, есть, но наши типографии не справятся. И никакой бумаги не хватит. Значит, что? Значит, нужны букинистические магазины. В Сосновке, ага. У нас на весь Чернозёмск один захудалый букинистический магазин, и книг в нём всего ничего. Интересные книги никто не сдаёт, а скучные не нужны. Но если всем народом перетрясти шкафов…
Вот так полным Маниловым, безосновательно предаваясь мечтам, я и прогулял полтора часа. Под конец прогулки заглянул и в магазин. Не тот, что будет, а тот, что есть.
Мдя…
После Стамбула, конечно, непривычно.
На меня смотрели с удивлением, как на говорящего барана, который вдруг зашёл в парикмахерскую и заказал шестимесячную завивку.
Для номенклатурных обитателей Сосновки отдельного магазина нет, да и нужды в том не видят, всё привозят из Чернозёмска. Нет, не всё, яйца, молоко, птицу, зелень и прочее покупают у местных, и сложились многолетние связи — кто где берёт. Торговля к обоюдной выгоде: местные продают по рыночной цене, но безо всяких хлопот, а городское начальство уверено в свежести продукции. Как водится, каждый считает, что его обирают: горожанин — что переплачивает, хозяин живности — что могли бы и надбавить за доставку на дом. У меня всем заправляет Вера Борисовна. Я было сказал ей, чтобы денег не жалела, но она ответила, что лишняя щедрость вредит: сельский человек считает щедрого горожанина дурачком, которого и обмануть не грех — выдать старые яйца за свежие, разбавить молоко водой, обвесить и обсчитать. А скупого горожанина селянин не любит, но уважает. Селянин сам скупой. Пока трезвый.
Я купил банку маринованных огурцов, чтобы поддержать кооперативную торговлю, и ушёл под тишину. Озадачились люди: что это с Чижиком случилось? Он же мильонщик, он только с базара питается, у Степанихи на днях петуха Вера Борисовна купила, а тут — огурцы!
А что огурцы, хороши огурцы. Мировая закуска.
Это да.
На том и порешат. Ну, я так думаю.
С банкою в руках я шёл по поселку, досадуя, что не взял авоську. Не сильно досадуя, скорее, веселясь. Отвык я от быта. Хорошо, что в кармане было три рубля. С четвертной было бы слишком уж по-барски, а три рубля — хорошая купюра. Нашенская.
Прошёл мимо милицейского поста. Милиция как раз не удивилась, милиция знает толк в маринованных огурцах.
Занёс в дом и поставил на кухонный стол.
— Миша, чего это ты? — спросила Вера Борисовна.
— Огурцов захотелось. Маринованных.
— Да у нас три банки в кладовке.
— Ну, будет четвёртая. Не пропадёт.
Вера Борисовна посмотрела на банку.
— Это семилукские.
— Хорошие?
— Из магазинных лучше и найти трудно. Но у нас домашние, а с домашними сравниться невозможно.
— Почему?
— Для себя-то не жалеешь ни пряностей, ни специй, и огурцы берёшь отборные. А заводу что главное? План. Числом поболее, ценою подешевле. И добро бы план, так ведь ещё и перевыполняют.
— А что плохого, — прикинулся простачком я. — Перевыполнить план — долг каждого работника.
— По рецептуре выдают, к примеру, на тысячу банок столько-то перца, столько-то укропа, столько-то уксуса и всего прочего. А работники цеха план перевыполняют, и вместо тысячи банок из того же сырья заготавливают полторы тысячи. Ну, и получается то, что получается.