Заморский рубеж
Шрифт:
— Адмиральский бот — на воду! Я перехожу на свой флагман!
На палубе «Принцессы», чисто вымытой и надраенной до блеска, чтобы не оставалось ни малейшего следа от ее кратковременного позора — пребывания под вражеским флагом, — выстроилась новая команда из числа лучших матросов, собранных со всех кораблей. На самом почетном месте — на шканцах — в парадных мундирах застыли по стойке «смирно» все офицеры эскадры. Перед строем стоит осунувшийся и похудевший, с потемневшим лицом, но по-прежнему гордый, с высоко поднятой головой
— На основании полномочий, предоставленных мне Ее Величеством королевой как наместнику Ее Величества в Вест-Индии, произвожу вас, капрал Майк Русс, в офицеры.
Офицеры эскадры салютуют ему шпагами, троекратно кричат «виват!». Михась не смотрит на строй приветствующих его, как равного, офицеров лучшего в мире английского флота, не смотрит на знаменитого адмирала, сэра Фрэнсиса Дрейка. Его полный глубокого горя и отчаяния взгляд направлен на ют, где рядом с вахтенным офицером стоит Джоана. Он автоматически подносит раскрытую ладонь к голове, глухо произносит положенные по уставу слова благодарности. И на роскошном дружеском застолье в адмиральском салоне в честь новоявленного лейтенанта королевской морской пехоты Михась по-прежнему мрачен, сидит, уставившись в скатерть, боясь поднять глаза на сидящую напротив него, по правую руку от адмирала, девушку. Впрочем, никто из офицеров не задает вопросов и тем более не подшучивает над этой его мрачной суровостью. Все понимают, что лейтенант Русс только что пережил гибель всего флагманского экипажа, а в лазарете все еще мечутся в забытьи два его верных соратника, которые по праву должны были бы разделить с ним весь почет и славу. Михась пьет только воду. И это тоже не вызывает осуждения со стороны офицеров, провозглашающих тосты. Все относятся к нему с сочувствием и пониманием. Все ли? Джоана, решившая, что он почему-то внезапно предал их так ярко вспыхнувшую любовь, даже не смотрит на него. Но он не может, не имеет права рассказать ей всего. Тайны Лесного Стана никогда никем не разглашались, ни под жестокими пытками, ни во имя самой страстной любви. Он сам должен будет во всем разобраться, и тогда он вернется к ней, чтобы или сказать последнее «прости!», или соединиться навек.
На следующий день после чудесного возвращения флагмана в состав эскадры и производства главного героя в офицеры, в каюте адмирала собрался военный совет.
— Господа офицеры! Я принял решение разделить эскадру, — сообщил присутствующим адмирал Дрейк. — Половина кораблей во главе с «Посейдоном» под командой коммодора Хин ли, как и намечалось, посетит порты наших колоний на островах. Вторая часть эскадры, которую возглавлю я сам на вновь обретенной «Принцессе», будет крейсировать вдоль побережья, чтобы перехватить испанские галеоны, где-то затаившиеся от нас с настоящей добычей. Как вы знаете, золота не было ни на проклятой бригантине, ни на кораблях той испанской эскадры, которую мы захватили в честном бою. Золото — добычу приисков за год — испанцы просто обязаны вывезти в метрополию, доставить
— Есть, сэр!
Михась ответил адмиралу автоматически. Решение адмирала разделить корабли означало, что не сегодня завтра Джоана отправится на острова, к отцу, а Михась будет гоняться по океану за призрачным испанским золотом. И они расстанутся, быть может, навеки. Такой беспросветной тоски и отчаяния Михась не испытывал за всю свою короткую, но бурную, наполненную непрерывными опасностями и трудностями жизнь.
После военного совета он задержался в адмиральском салоне, поскольку ему следовало согласовать с командирами кораблей технические детали по набору из их команд кандидатов во вновь формируемую роту флагманской морской пехоты. Когда он вышел на палубу, то увидел Джоану, стоящую у трапа. Она готовилась спуститься в шлюпку, чтобы переехать на «Посейдон». Ее вещи уже были упакованы и погружены. Но Джоана медлила, словно ждала кого-то. Увидев Михася, девушка жестом попросила сопровождавшего ее офицера «Посейдона» подождать у трапа и решительно шагнула навстречу дружиннику.
— Я покидаю вас, лейтенант, — произнесла она глухим безжизненным голосом. — Спасибо вам за все, что вы для меня сделали. Если Бог даст, мы с вами еще увидимся.
Но ее глаза, полные слез, выражали столько любви и горя, что Михась чуть было не кинулся к ней, чтобы обнять ее, прижать к своей груди. Но он тут же подавил свой порыв, поняв, что таким образом только скомпрометирует девушку, и общество непременно будет судачить о том, чем же занималась леди с бравым капралом две недели на фактически пустом корабле?
— Благодарю вас, миледи. Я по-прежнему готов пожертвовать жизнью ради вас, — запинаясь, выговорил он приличествующую случаю фразу, а затем, внезапно для себя, добавил по-русски: — Я люблю тебя, Джоана! Я вернусь к тебе, чтобы разделить радость или горе, чтобы навек попрощаться или соединиться навек!
И случилось чудо! Ее глаза засияли, сердцем она поняла, что он сказал ей на незнакомом языке.
Девушка вскинула руку, прощаясь и с Михасем, и с офицерами, направилась к трапу. Возле самого борта она обернулась, вновь посмотрела на Михася, и взгляд ее выражал одновременно и боль, и надежду. Она произнесла звонко и отчетливо, не стесняясь присутствующих:
— Да хранит вас Господь, лейтенант Русс! — и добавила, забавно коверкая слова: — Русский дружинник!