Замурованная мумия
Шрифт:
Иванова поспешила придвинуться к Фильке. Петька тоже невольно шагнул в полоску света. В Подземье луч фонаря – единственное, что связывает с внешним миром. Это Хитров давно уже заметил. Диггер может прожить без еды, даже какое-то время без воды, но не проживет без фонаря.
– Шахта без выхода... Я не понимаю... Как же сами строители выбрались? – дрожащим голосом спросила Анька.
– Да запросто. Замуровали ее снаружи, когда все уже было готово. Но у них должна была быть причина поступить так.
– Какая причина?
–
– А если ты проиграешь? – встрял Петька, давно зарившийся на хитровский компьютер.
Вот дуралей! Скоро наступит минута, когда за лишнюю батарею он готов будет отдать все компьютеры мира.
– Дай свою цацку! – велел Хитров Петьке и, забрав у него гвоздодер, стал простукивать стены, надеясь по звуку определить за ними пустоту. Но звук всюду был одинаково глухим. Фильке чудилось, что стена отзывается барабанным боем: «за-му-ро-ва-ны».
– Я знаю, за что бы отдала теперь полцарства, – услышал Хитров напряженный голос Аньки.
– За батареи? За сухую одежду?
– Не-а, за отбойный молоток.
– За него бы я отдал все царство. И еще одно за подсказку, где им нужно долбить.
Ломик глухо отскакивал от стен. Еще двадцать-тридцать ударов, и Хитров понял, что его занятие бессмысленно: слой кирпича слишком толстый, чтобы можно было на слух обнаружить пустоту. Да и найди они ее – все равно маленьким ломиком не пробить древнюю кладку. Каменщики не халтурили – клали кирпич на века. Это вам не панельная девятиэтажка, в которой слышно, как сосед сморкается за стенкой.
Фонарь на мгновение моргнул, и спираль лампочки стала красной. Это был верный признак, что батарея скоро прикажет долго жить. Правда, была еще одна, запасная, но и она не будет работать вечно...
– Я выключаю фонарь. Нам надо подумать. – Филька нажал на кнопку. Мгновение – и тоннель медленно утонул во мраке. Анька судорожно выдохнула...
Белые нити плесени, опутывавшие потолок, таинственно выплывали из мрака.
– Говорила мне мамочка: «Дочка, зачем тебе эти люки, запишись лучше на макраме!» – уныло вздохнула Анька.
Филька живо вообразил себе эту мудрую мамочку в тонких очках с ободком, дающую советы, но на деле позволяющую делать все, что угодно. Анька и макраме – ха и еще раз ха! Он вспомнил, что, когда им понадобилась веревочная лестница, строчить ее пришлось им с Петькой, Анька же смотрела на машинку так, как солдат смотрит на вражеский танк.
Внезапно раздался глухой звук удара.
– А, чтоб тебя – шарахнулся! Идите ко мне! – крикнул
Анька зажгла фонарь. От яркого света Хитров на секунду зажмурился. Луч чиркнул по стенам и остановился на Петьке. Мокренко прыгал, держась за ступню.
Рядом с ним на полу что-то темнело. В первую секунду Хитров не понял, что это такое; когда же понял, то едва не взвыл от радости. Эта была кувалда – древняя, видавшая виды чугунная кувалда на железной рукояти. Сверху рукоять порядочно проржавела, но выглядела прочной. Край рукояти был выкован в форме берцовой кости с закруглением.
Наклонившись, Хитров поднял кувалду и едва не просел под ее тяжестью:
– Ого-го! Такой шарахнешь – стена не устоит!
– Зачем она тут лежит? – спросила Анька.
– А вот это мы сейчас узнаем!.. Хватит прыгать, держи! – Сунув кувалду Петьке, Хитров присел с фонарем у стены и принялся поочередно освещать каждый кирпич.
Кладка была такая же, как везде, но ему почудилось, что средние восемь-десять кирпичей немного отличаются по цвету; к тому же шов раствора между ними был раза в полтора толще, чем в других местах.
Филька постучал по ним ломиком: звук был тем же, но это ровным счетом ничего не меняло.
– Петька! Тебе придется доказать, что ты не напрасно трескаешь за обедом по восемь сарделек.
– Угу! – Петька с усилием занес над головой кувалду.
– Ты что, спятил? Пришибешь! – крикнул Хитров и едва успел отскочить.
Раскрошив кирпич, кувалда врезалась в стену, но промахнулась мимо шва. Н-да, на снайперские курсы Петьку точно бы не взяли, зато силы в нем было, что в бульдозере.
– Правее! – скомандовал Хитров, подсвечивая фонарем.
Нуль-Хвоста высунула морду у него из воротника – сыровато, видно, ей там было – и теперь сидела на плече. Обычно уравновешенная, крысюка вела себя довольно странно: вертелась, попискивала и даже пару раз засунула нос Фильке в ухо.
«Чего это на нее нашло? Будто хочет о чем-то предупредить», – подумал Хитров мельком, но особенно загружаться по этому поводу не стал: не до того было, да и мало ли что взбредет в голову крысе?
Кувалда вновь поднялась. На этот раз удар был точным. Отлетела добрая треть кирпичей, а от остальных посыпалась крошка. Ну и растворчик! Каменщик делал свою работу на совесть – на века клал, словно бы даже со страхом...
Еще дюжина ударов, нанесенных пыхтящим Мокренко, – и по стене прошла неровная трещина, в центре которой зиял пролом размером эдак с два или три яблока.
Если они не завопили от радости, то лишь потому, что боялись сглазить удачу. Что там было – сквозной проход или просто ниша, – понять было нельзя, пока Петька не расширит проход.
Еще ударов с двадцать – и трещина расширилась настолько, что в нее можно было протиснуться, если особенно не беречь бока. Тяжело дыша, Петька опустил кувалду.