Замурованная. 24 года в аду

Кауторн Найджел

Работа с жертвами насилия и с самими насильниками помогла врачам как можно лучше прочувствовать сложные отношения, существующие между ними, и Карпентер полагает, что Элизабет может быть подвержена стокгольмскому синдрому. «Получивший свое название в 70-х годах, стокгольмский синдром означает, что, когда жертва напрямую обязана обидчику своей жизнью, между ними возникает любопытная, почти детская привязанность, – объяснила она. – Жертва может с жаром защищать преступника и даже брать б ольшую часть вины на себя. Особенно в том случае, если сам преступник обвинял ее в этом».

В случае Элизабет такая привязанность

только сильнее из-за того факта, что ее тюремщиком был ее собственный отец. Ее предстоит убедить в том, что и такие чувства тоже нормальны, и помочь ей выразить их. А это будет невозможно, если навесить на нее ярлык сумасшедшей или виновной.

Элизабет Фрицль пережила и другие моменты, несвойственные другим жертвам насилия. Она стала матерью шестерых детей – детей, к которым она должна была испытывать двойственные чувства. Все они были живым, постоянным напоминанием о ее нежеланной кровосмесительной связи со своим отцом. Все они в большей или меньшей степени были такими же жертвами. Как мать, она могла чувствовать себя виновной в том, что не могла защитить их, – хотя она и сделала все, что было в ее силах, чтобы не причинить им вреда.

Матери нескольких детей всегда предпочтительно быть беспристрастной в общении с ними. В случае Элизабет сложность представляло и это. Все же детей, которые разделяли с ней ее плен, она знала гораздо лучше, чем тех, которых отняли сразу после рождения. Также будет непросто не ставить тех, кто, как и она сама, оказался жертвой садистского решения Фрицля запереть их в подвале, над теми, кто жил жизнью более легкой, дыша воздухом и ступая по земле. И сами дети, конечно, не избегут подобных проблем и тоже будут нуждаться в серьезной поддержке, чтобы помочь им разобраться и справиться со своими чувствами.

Возвращение Элизабет Фрицль в австрийское общество будет проходить долго и болезненно. Возможно, не менее болезненно, чем первые ее несколько месяцев в заключении. Прежде всего, ее нужно оградить от сотен глаз во всем мире, следящих за ней, поскольку сейчас она пытается примирить в себе сложные и противоречивые чувства, которые борются в ней. Но у нее перед глазами есть яркий пример: Наташа Кампуш. Наташа оказалась достаточно сильна, чтобы обратить свою трагедию себе в плюс. Вместо того чтобы упиваться своими страданиями, она использовала их как трамплин, для того чтобы построить новую жизнь и карьеру, и она предложила Элизабет свою помощь.

Конечно, если только мы имеем право сравнивать такие вещи, тяготы Элизабет были и глубже, и дольше, нежели Наташины, но она пережила их, тогда как многие более слабые души не справились бы. Остается только надеяться, что и у нее хватит самообладания использовать свою возможность преуспеть в жизни.

Теперь, однако, Элизабет предстоит пережить резкий переход из мира, где она постоянно чувствовала себя одинокой, в мир, где она постоянно будет окружена людьми. Из мира, где единственным взрослым человеком был ее звероподобный насильник, она попала в мир, где рядом с ней находятся люди, которые хотят заботиться о ней.

И очень скоро она оценит, что все ее переживания отнюдь не уникальны, – многие другие пострадавшие от насилия и жестокого обращения точно так же полагались на профессионалов, которые помогали им забыть боль прошлого и преодолеть тяжелый переходный период. И многим удалось разобраться со своей жизнью – со своим будущим – без ущерба. Мы можем только надеяться, что и Элизабет почувствует это облегчение и освобождение от груза прошлого и

с оптимизмом заглянет в свое будущее как можно скорее.

Но остается вопрос: какова была роль Розмари Фрицль в этой чудовищной истории? Несомненно, она не знала определенно, что ее дочь заперта в подвале и терпит там жуткие муки. Но ведь были моменты, которые должны были насторожить ее, вопросы, которые она должна была задать, и подсказки, на которые она должна была обратить внимание, – и тем самым раскрыть тайну дома семьи Фрицлей.

Ее бездействие иллюстрирует странную матримониальную подчиненность, а также то, как далеко могут зайти некоторые женщины, чтобы сохранить видимость благополучного брака. Неуместная преданность, готовность к самообману позволяют таким женщинам – от многострадальных жен до спутниц педофилов – не допускать недоверия даже в самых исключительных обстоятельствах. Как и Розмари Фрицль, они умеют не задавать вопросов из страха получить ответ, который не хотят услышать, или из боязни последствий. Для некоторых жен муж просто не может поступать неправильно, будь он бабником, горьким пьяницей, наркоманом, вором, мошенником или убийцей, даже когда все улики говорят об обратном. Розмари Фрицль, играя роль «идеальной бабушки», лишь демонстрировала ярко выраженный пример того, что терапевты называют «когнитивным диссонансом».

Это может показаться невероятным, но психологи соглашаются в одном: возможно, она не хотела спрашивать своего мужа о его странных отлучках. Она ведь терпела его недвусмысленные поездки в Таиланд, его походы по борделям и свингер-клубам. Она сама была замучена и запугана и могла уже достичь точки, когда единственным возможным ответом на любую невероятную историю становилось отрицание.

«Вероятнее всего, что она ничего не знала, – заключил доктор Уильям Конн, специалист по жестокому обращению с детьми. – Жизнь с тираном, который практикует жесткое повиновение, приводит к тому, что не дает зависимой стороне возможности самостоятельно обрабатывать информацию или ставить перед собой задачи. Задача перестает быть личным выбором».

Доктор Конн считает, что испытание силы своей власти было своего рода возбудителем для Фрицля. «Элемент власти над другими людьми был частью сексуального возбуждения Фрицля, – сказал он. – Ему требовалось организовать систему, в которой он был бы непревзойден. Это была не просто тайная жизнь. Он был достаточно самонадеян, чтобы поверить, что сам сможет контролировать всех внутри нее».

Подобные обстоятельства не располагали к любознательности. После того как другие ее дети оставили дом, похожий на тюрьму, и, перестав быть желанной для мужа, Розмари Фрицль должна была ощутить пустоту своего существования. Трое младенцев, оказавшихся на пороге ее дома, дали стареющей женщине новый смысл жизни. Задавать вопрос об их появлении означало риск потерять их.

«Может, это относилось к ее преимуществам, и она это знала – не задавать вопросов, – сказал Майкл Берри из отделения психологии университета Метрополитэн в Манчестере. – Он контролирует ее. Он говорит ей только то, что, по его мнению, она должна знать. Она помнит свое место и держит рот на замке. Они существуют практически отдельно друг от друга. Это нечасто встречается в жизни, но в этой семье доведено до предела. А тот факт, что он по нескольку недель проводил в Таиланде, а она не устраивала скандалов, необычен уже сам по себе. Меня поражает, насколько уверенно он держал себя, что смог вести двойную жизнь и ни разу не выдать себя».