Замуж с осложнениями
Шрифт:
— Нет, — кривится Алтонгирел. — Но придется тебе хотя бы первое время поизображать образцовую жену.
— С этого места поподробнее, — напрягаюсь тут же, — а то я уже договорилась с целителем переводить земные медицинские справочники на муданжский.
Алтонгирел закатывает глаза.
— Старейшины никогда в
— Старейшина Унгуц это сам предложил! — перебиваю я.
— Старейшина Унгуц… — Алтонгирел сглатывает ругательство. — Что он тебе еще предложил?
— Взять ученицу.
Духовник мотает головой, а Азамат прижимает меня покрепче. Гляжу на него — он выглядит страшно довольным.
— Ладно, — сдается Алтонгирел. — Я уже понял, что Старейшина Унгуц теперь весь твой. Боги с тобой, бери ученицу, переводи свои книжки, только умоляю тебя, ходи в женский клуб, не хами старшим, и пусть Азамат тебе дом построит где-нибудь… подальше.
Когда мы наконец-то вылезаем из ямы с трибунами, неподалеку прямо на траве уже расстелены скатерти и все уставлено яствами. Азамат щедро раздает сласти из своей корзинки, я еле успеваю все попробовать. К счастью, оно все не такое сладкое, как на первый взгляд кажется, только очень жирное.
— Это и весь приз? — спрашиваю разочарованно, когда корзинка начинает показывать донышко. Я как-то ожидала, что хоть медальку дадут или статуэтку платиновую…
— Нет, еще участок земли у дальнего края Дола и табун. Хоть лошадь себе подберу, а то старый мой друг меня не дождался…
Я не придумываю ничего лучшего, как присвистнуть. Однако и правда вестерн, вот и ранчо теперь есть.
Нас усаживают на ковры и подушки в торце импровизированного длиннющего стола рядом со Старейшинами, кормят сырыми фруктами и мясом, потом мясом, тушенным с фруктами, потом еще в каких-то
Под конец застолья начинает темнеть. Азамат уже давно растянулся во весь немалый рост на ковре и пристроил голову мне на колени. Я же каверзно расплела ему волосы и сижу, глажу по всей длине, сколько дотягиваюсь. Он только что не мурчит. Народ вокруг уже даже перестал тыкать в меня пальцами и шушукаться. Кажется, все приняли как должное, что у Байч-Хараха ужасно ласковая жена.
Начались песнопения. Интересно, что бородатые Старейшины принимают в них живейшее участие, и у многих даже вполне приличные голоса. С моей пролетарской точки зрения гораздо приятнее, чем у профессионального певца, который надрывается вместе с музыкантами. А вот бритые Старейшины рта не раскрывают.
— А почему духовники не поют? — спрашиваю сонного Азамата.
— Еще бы они запели, — усмехается он. — Если духовник поет, то получается молитва-заклинание, ну знаешь, гуйхалах. А вон тот Старейшина… который нам хомы заговаривал… он и говорить не может, такая в нем сила. Чуть губами шевельнет, уже чудеса творятся. Любовь богов даром не дается, знаешь ли.
Ох, знаю. И очень надеюсь, что Азамат уже заплатил за сто лет без бед. Я поднимаю лицо к небу и возношу свой собственный молчаливый гуйхалах, чтобы все дальнейшие сражения в жизни он выигрывал так же легко, как сегодняшнее. Музыка подхватывает мою просьбу и уносит в темнеющее небо над головами счастливых людей.