Замуж за Чернокнижника
Шрифт:
Метросексуал недоделанный! Ну ничего. Патлов теперь у него поубавится.
— В смысле?
Я смотрела на Усачёву и понимала, что моя гордая рыжая подруга что-то опять натворила.
— Вчера выхожу я из ванной, — она выдохнула обиженно, — и слышу, как он в коридоре
выгоняет из дома какую-то бабу.
— Что значит выгоняет бабу?
— То и значит! Говорит ей полушёпотом: «И-и-ирочка, — и она характерно визгливо
протянула имя, — я сегодня не один, приходи завтра.
— Соседка, наверно, пришла?
— Конечно, соседка. Видела её, лахудру...
— Может, за солью приходила? — и чего меня прёт быть адвокатом какого-то там Вадика?
— Да-а, за солью... Я из-за угла выглянула в коридор, а он её за жопу жамкает и в шею
целует. Представляешь?
— Н-да, — я не знала, чем помочь Усачёвой, чтобы поддержать её. Понятно, почему
настроение испорчено. — Расстроилась?
Пусть я буду капитан Очевидность, но вопрос не помешает.
— Не-а, — вдруг огорошила меня коллега и коварно улыбнулась.
— Что?
— А то! Вернулась я в ванную. Достала его маску от выпадения волос и выгребла в
канализацию.
— Зачем?
— А затем, чтобы туда средство для депиляции залить своё. Новое. Купила удачно для
себя этим вечером. — И, декламируя аннотацию, зачитала. — «Чистая и гладкая кожа за
три минуты».
Я чувствовала, как подкатывают к горлу толчки, готовые разорваться приступом
истерического смеха.
— А потом?
— Потом? Потом я взяла своё в последний раз и по-английски исчезла. Из его жизни
навсегда. Пусть идёт к своей соседке!
Я не выдержала и рассмеялась, с восхищением глядя на подругу.
— Звонил?
— Да. Представляешь? Десять пропущенных. Но я с плешивыми как-то не очень.
Понимаешь, да? — И она посмотрела на меня, словно ища поддержки.
— Понимаю, — я ещё смеялась. — Конфеты хочешь?
— Шоколадные?
— Да. Специально принесла для тебя, — соврала я, протягивая ей коробку.
Умасленная и раздобревшая Усачёва покинула мой кабинет, а я снова углубилась в работу.
Жёстко она с ним. Вот бы коню ламборджинскому такое устроить, пришла шальная
мысль, заставив вспомнить Кассия. Стоит ли говорить, что эта мысль была спешным
образом задвинута очередным ворохом бумажек?
Ближе к обеду трель внутреннего телефона подсказала, что вызывает начальник. Надеюсь, не на ковёр. Заглянула в кабинет и увидела шефа, нервно выбивающего дробь по столу
пальцами. Интересно.
— Да, Геннадий Петрович? Вызывали?
— Заходите, Юлия Андреевна, — интонация шефа не сулила ничего хорошего.
— Что-то случилось? — я с любопытством взирала на раздражённого начальника.
— Случилось.
Чувствую, будешь и дальше такой невнимательной, скоро потеряешь работу.
— Вы уверены? — Моё хорошее настроение резко испортилось.
— Вполне. Подумайте над своим поведением, Юленька, — чеканил каждое слово шеф. —
О ваших ответах руководству, клиентам. Должность серьёзная. Сами понимаете, — он
сделал паузу и приказал. — Идите к себе. Надеюсь, вы всё поняли.
Я пулей вылетела из кабинета и только в коридоре осознала, что, указав мне на ошибки, он
и слова не сказал, какие они. Каждая фраза нашего диалога приобретала другую окраску.
Неужели... Мне не хотелось в это до конца верить, но... Без вариантов.
Вернулась на своё рабочее место, чтобы увидеть на столе небольшой бумажный конверт, перевязанный голубенькой ленточкой. Это ещё что такое? Мои руки осторожно взяли
бумажку, на которой печатными буквами было чёрным по белому написано: «Юлии
Вороновой».
Пальцы тут же скинули ленту, чтобы развернуть письмо, которое лежало внутри. А затем
перед глазами запрыгали, заплясали крупные вырезанные разноцветные буквы,
выстраиваясь в одно-единственное предложение: «Б Е Р Е Г И С Ь, С У Ч К А».
Бумага тут же вылетела из рук и упала на пол. Да меня не было всего несколько минут! Я
медленно опустилась в кресло. Что это? Всё так серьёзно? Или в надежде заставить меня
подделать и подписать бумаги решили напугать хорошенько? Скорей всего, второе. Нужна
же я им, как будущий козёл отпущения. Вот ты, Юлька, влипла. Обрадовалась раньше
времени. Новая работа, новая должность. А теперь попробуй выбраться из всего.
Я вскочила, бросила бумажку в стол, а сама выбежала в коридор и чуть позже, чуть ли не
со слезами на глазах, на пульте управления службы безопасности уговорила охранников
показать мне видеозапись. Ну конечно! Наивная. Конверт принёс наш курьер. Он всегда
разносит почту по кабинетам. Так ничего и не узнав, поднялась к себе.
Шеф. Пантелеев. С ним заодно? Но он не признается. Угрожать вот начал. Я сидела, ковыряясь в цифрах и документах и чётко понимая, что работать не могу. Бояться вроде
тоже рано. Куда я с этой бумажкой пойду? В полицию? Что они мне скажут? Надо
понимать, что на бумаге нет отпечатков пальцев, кроме моих. И вообще, может, это просто
желание потрепать мне нервы за отказ. Только и всего. Маленькая, но действенная месть.
Стрелки часов неумолимо приближались к шести часам вечера. И едва закончился