Замуж за монстра

Владимирова Анна

Артур дал адрес отца без каких-либо проволочек. Даже не спросил, когда я намереваюсь поехать к нему. А я и правда долго собиралась. Сначала сидела в Москве, все ожидая, что Стерегов придет и сомкнет пальцы на горле. Но он не пришел. Не звонил, не искал встреч — только снился. Каждую ночь во сне я видела его, стоявшего в мастерской над картиной, которую мы начали рисовать вместе. И столько горечи было в его позе и застывшем взгляде, что мне казалось — это я во всем виновата. И снова неслась коридорами больницы кого-то спасать, теряя Стерегова и себя в нескончаемых

лицах.

Когда я решилась уехать из города, даже не пряталась. Никакого колдовства, никаких любимых мной мороков. Но никто не остановил.

Несколько дней я гуляла по Питеру, потом доехала на автобусе до Сортовалы, пожила на базе отдыха... Я словно подкрадывалась к прошлому, пытаясь не привлечь к себе его внимание. А вдруг не смогу посмотреть ему в глаза и сбегу? Нет, я понимала, что не виновата в том, что мать бросила отца. Но я боялась другого. Страшно было представить, что он вдруг меня не примет, не подпустит и вообще не поверит в то, что я существую. А как ему доказывать? В мыслях роились сотни вопросов. Зачем я отцу, если он счастлив? За тем, что я несчастна? Но он мне ничего не должен — он же обо мне не знал.

Когда я уставала от мыслей об отце, становилось просто пусто. И все внутри замирало на какое-то время.

И вот одним ясным заснеженным утром я всё же нашла в себе силы подкрасться к отдаленному двору на берегу лесной реки. Машину я отпустила за несколько километров до въезда в поселок. Если ничего не выйдет, мне нужен будет этот путь назад пешком, чтобы прийти в себя. Хватит ли его? Вряд ли. Но я хотя бы пойму, как жить дальше.

Я мялась у калитки в мрачных мыслях, все не решаясь постучать. Вокруг стояла такая пронзительная тишина, что все больше хотелось так все и оставить…

Только двери вдруг открылись сами. Да так неожиданно, что я замерла, вылупив глаза на…

…отца.

Ну как тут можно сомневаться? Рыжий, с ясными синими глазами и легкой сединой на висках. Он улыбался. Смотрел на меня с таким восторгом, будто ждал всю жизнь, а я забыла как дышать. Когда он шагнул ко мне и сгреб в руки, меня парализовало. Я раскрыла рот, хватая воздух, и прикрыла глаза, пытаясь сдержать поток горячих слез.

— Привет, Ринка, — выдохнул на ухо хрипло и выпустил, жадно вглядываясь. — Какая ты… Какая ты взрослая.

Его шершавые пальцы приятно закололи кожу на щеках, а запахи еды и выпечки казались такими желанными, будто я не ела неделю. Но я все же зацепилась за главное…

— Ринка? — переспросила, чувствуя, как немеют ноги.

Он кивнул, улыбаясь. А из калитки позади него вдруг вышел Стерегов.

— Привет, — выдохнул хрипло и кивнул на отца. — Мы оба очень ждали тебя.

— Когда Михаил рассказал о тебе, я все порывался броситься за тобой, — кивнул отец, улыбаясь шире, — но он просил дать тебе время. Это было очень тяжело.

А я переводила взгляд с одного мужчины на другого и обратно и не понимала, что чувствую. Возмущало, да. Я должна была сама рассказать о себе отцу! А Стерегов что? Я встретилась с ним взглядом и… выдохнула, сдаваясь. Он боялся, что я не найду здесь того, чего так хотела. Примчался

сам, убедился, что меня здесь ждут.

— Ты за мной следил, — констатировала я.

— Конечно, — как ни в чем не бывало согласился он.

— Дети, вы поговорите, и я подожду вас в доме, — понимающе улыбнулся отец. — Но недолго!

Когда он скрылся во дворе, я нахмурилась, глядя на Стерегова:

— Снова всё решаешь сам… — начала было я, и в воздух взметнулись огненные искорки.

Только Михаил вдруг сгреб меня в объятья и прижал к себе:

— Набегалась? — вплел пальцы в волосы и уткнулся в висок, жадно дыша.

— А если нет? — прошептала я упрямо.

Он отстранился и посмотрел серьёзно:

— Что-то решила? — Я молчала. — Хочешь меня испытать? — вздернул он бровь.

— Я хочу… — начала и тяжело сглотнула. — Я хочу быть свободной. И не хочу носить твоих ошейников. Мне нравится, когда ты решаешь не отпустить, но лишь потому, что я надеюсь на твою любовь. Что, может, среди всех обид и претензий ты вспомнишь о ней…

— Хорошо, — неожиданно согласился он, хоть в глазах и бесновались злые искры.

— Я люблю тебя. Но себя я хочу любить больше.

— Хорошо, — снова согласился он.

— Хорошо? — вздернула я брось.

— Я люблю тебя больше, — спокойно посмотрел он мне в глаза. — Мне будет несложно тебя научить.

Моего отца зовут Раднар. Семья у него оказалась шумная, большая. Жена его не была ведьмой, но столько в ней чувствовалось силы и любви к отцу и семье, что у меня впервые возникло ощущение надежности. Той самой, которую всегда хотелось мне маленькой. Двое моих братьев работали в городе и собирались приехать вечером, а днем у Раднара гостили два внука и ставили дом на уши. Любознательные близнецы все время путались под ногами, но особое удовольствие доставляло смотреть, как они вьются вокруг Михаила.

Он держал меня за руку весь день. Утаскивал на колени при любом случае, притягивал к себе, пока мы стояли на веранде дома, и преследовал долгими взглядами, когда я оказывалась вне его досягаемости. Ощущение было странным. Я будто нашла здесь не только отца.

Но и его.

Мы вышли с ним на веранду, когда начало вечереть.

— Сколько ты уже здесь? — поинтересовалась я.

— Неделю, — усмехнулся он мне на ухо. — Меня не отпустили, поселили в домике для гостей ждать тебя. Ты не представляешь, как тут тихо! Чего только в голову ни лезло за эту неделю! Много всего передумал, и с отцом твоим говорили тоже много. Он очень хороший, Ринка. Ну, ты и сама видишь…

— А если бы был плохой?

— Я бы не пустил тебя.

— Снова ты… — закатила я глаза.

— Да, — усмехнулся он с грустью. — Но я не считаю, что это неправильно — не желать тебе разочарований.

— Это правильно, конечно. Но разочарования, если они мои, все равно случатся.

Он только сжал меня крепче.

— Я немного сходил с ума…

— Спасибо, что дал время побегать. Знаю, что это стоило тебе многого.

— Спасибо, что признаешь это.

— Я не буду пользоваться этим часто.