Замужем за Буддой
Шрифт:
И как это меня угораздило поселиться в городе, пользующемся такой дурной славой?
Здесь секс был небрежно брошенной на мостовую мелкой разменной монетой, которую мог подобрать любой праздный прохожий. Жители этого города давным-давно позабыли о том удовольствии, которое можно получать от сексуальных отношений, о том, как приятно, сидя где-нибудь в кафе, обмениваться многозначительными взглядами, говорить полунамеками. Они уже не помнили, сколько очарования и прелести таится в недосказанности и неспешном флирте, в поддразнивании и любовной игре, когда обещания чередуются с временным отступлением, снова сменяются обещаниями и так
Но для таких отношений нужно время. А в этом городе всем всегда страшно некогда.
И хотя Шанхай стал во многом похож на Нью-Йорк, это сходство никогда не станет тождеством. В Шанхае даже воздух всегда мягкий и влажный. Он пахнет, как сад, омытый дождем, или женщина после купания.
— В романе «Братья Карамазовы» устами Великого Инквизитора автор говорит о том, что человеку мало просто жить на земле. Ему нужно знать, зачем он живет, — с этими словами Джимми поднял свой бокал и предложил: — Давай выпьем за то, чтобы жизнь не утратила смысла!
6
Снег идет
Вот что утонченно-красиво:
Белая накидка поверх бледно-лилового кимоно.
Маленькие утята.
Сладкое вино с мелко наколотым льдом
в новой золотой чашке.
Четки из хрусталя.
Цветы глицинии.
Осыпанные снегом цветы сливы.
Миловидный ребенок, который ест землянику
[6]
.
Сэй-Сёнагон. «Записки у изголовья»{27}
Похолодало, подул ветер.
Однажды утром я проснулась, подошла к окну, отдернула тяжелую черную бархатную портьеру — и с изумлением увидела, что на улице самая настоящая метель.
Крупные, с ладонь, снежинки плясали в воздухе, закрывая небо. Совершенная и неправдоподобная красота! Мир неузнаваемо преобразился. Дома, улицы, машины и деревья — все исчезло, осталась лишь поэзия.
Это было в далеком детстве: снег, Новый год, фейерверк, мандарины, которые я чистила и уплетала, усевшись у кухонного очага. Но это было лишь однажды. С самого моего отрочества в Шанхае больше ни разу не выпал снег.
Снегопад в Нью-Йорке пробудил давнишние воспоминания. Погруженная в них, я рассеянно побрела в туалет, почистила зубы, причесалась, сделала несколько простейших йоговских упражнений и доела вчерашние клецки. И все это время не отрываясь, как завороженная, смотрела в окно на падающий белый снег. Я словно превратилась в одну из этих пушистых снежинок, легко и беззаботно кружащихся в воздухе, таких белых и чистых и совершенно невесомых… И мне предстоит упасть на грязную землю, растаять или погибнуть под чьим-то каблуком…
Наша жизнь от начала и до конца подобна падению снежинки с неба на землю; мерцанию фитиля в масляном светильнике, которому неминуемо суждено потухнуть; или судьбе двух самых величественных зданий в мире, в одночасье превратившихся в усыпанные пеплом развалины.
Но
Все на свете зыбко и изменчиво, ничто не постоянно. Вечны лишь преображение и пустота. Каждый шаг по дороге, ведущей к вершинам познания, — это движение к вечности и возрождению.
Я погасила сигарету; меня саму удивили пришедшие мне в голову мысли; они подобно волнам взбудоражили гладь моего сознания.
А снег все шел, но уже не такой густой. Несколько снежинок сиротливо приклеились к стеклу и сразу растаяли.
Я села у окна, включила компьютер и просмотрела электронную почту. Помимо спама, вроде рекомендаций «Как без труда заработать кучу денег» или «Как испытать несколько оргазмов подряд», в моем почтовом ящике оказалось несколько сообщений от издателей, из газет, от студентов отделения Восточной Азии Колумбийского университета и еще несколько личных писем. Первым делом я всегда читала письма от Мудзу. Мы писали друг другу каждый день, делились впечатлениями, пытаясь заглушить тоску друг по другу.
В последнем письме Мудзу сообщал, что едет в Гавану, где Хулио собирался дать бесплатный концерт для кубинских рабочих. Он будет петь для двадцати тысяч слушателей, жителей крошечной страны, в одиночку противостоящей американскому империализму. Ждут самого Фиделя Кастро.
За два месяца до концерта все улицы были оклеены афишами, а по двум местным радиостанциям постоянно передавали объявления о предстоящем событии. В самом конце письма Мудзу сообщал, что недавно завтракал в компании двух бывших жен Хулио — блондинки и брюнетки; обе они родом из Латинской Америки.
«Мы толком не успели сесть за стол, как они сладчайшими, медовыми голосами и с самым невозмутимым видом стали поливать бывшего мужа грязью. Сначала они показались привлекательными, но быстро выяснилось, что обе очень агрессивны и, как мощные жернова, готовы перемолоть все, что попадется им на пути».
Именно так он и написал.
Иногда меня донельзя удивляло то, как Мудзу видел и воспринимал самые разные вещи. Глядя на мир его глазами, я начинала подмечать краски, формы предметов, особенности человеческих характеров или событий, которые раньше прошли бы мимо моего сознания, были бы мне попросту неинтересны. Честно признаюсь, до встречи с Мудзу я даже не представляла, в каком именно уголке земного шара находится эта самая Доминиканская Республика.
Значит, он поедет в Гавану на концерт для кубинских рабочих и увидит Фиделя Кастро. Это потрясающе!
Я в ответном письме рассказала, что в Нью-Йорке целый день идет снег.
«Вокруг такая белоснежная красота! Жаль, что тебя нет рядом. Я часами сижу у окна и любуюсь снегопадом. Не знаю почему, но в голову приходят странные мысли о смерти, вечности и возрождении…»
Я сделала затяжку, немного помедлила и продолжила: «Начинаю подумывать о ребенке. Раньше сама мысль о беременности внушала мне отвращение. Только представь: что-то постоянно торчит у тебя в животе, высасывает из тебя все жизненные силы, крадет молодость и неумолимо растет, растет… Но теперь я все чаще размышляю о том, чтобы родить. Может быть, от тебя. Целую».