Замыкая круг

Лунев Роман Константинович

– А Михал Степаныч говорит, что ты – важная птица. Как бредил в жару, так все говорил ты словами непонятными. Вроде, иной раз – на нашем, а иной раз – какие-то слова заумные. Ты, мил-человек, анжинер, что ли? С Москвы?

– Инженер… – только и смог я выдавить из себя в ответ. – А что, мать, какое сегодня число?

– Да вот уже часа два как 28-е…

– А месяц, год?

– Так, ноябрь 1937 года, как и было все… – удивилась санитарка. – Ты ж всего девять дней без памяти пролежал!

Голова моя готова была взорваться от панического крика: «Это сон, сон, СО-О-ОН!!!». Шокировать тетку я не стал и потихоньку прикусил кончик языка. Стало больно, но ни убогая больница, ни тетка никуда не исчезли. Санитарка, поднимаясь и уходя, добавила:

– Утку-то тоже хочешь?

– Хочу.

4

Так.

Ладно. Вспоминаем дальше. Посадка в Магадане была штатной, а вот добраться до гостинцы оказалось делом нетривиальным: город лежал под толстым слоем снега, который остался от циклона. Таксист немало побуксовал и поматерился, пока мы добрались до хостела «Старатель», где я забронировал себе номер. Номер оказался неплох для своей цены. Следующим утром я нанес визит к директрисе, озабоченной премиями. Получил «добро» на работу. А также – очередной «пинок» для скорости. Хотя, даже и без «пинков» я решил ускорить работу. С Охотского моря, следом за первым, шел новый циклон, а работать во время метели невозможно. Впрочем… необходимость – лучший мотиватор. Так что я почти уложился, в отведенное мне природой время, оставив напоследок расположенный в том же квартале, где и хостел, Детско-юношеский центр чтения.

Не даром меня пугали циклоном. Высунув нос из двери, я ничего не увидел, кроме крутящегося от ветра снега. За пол-дня уже намело заметные сугробы и выпроводившая меня вахтерша, судя по ее взгляду, даже пожалела меня, впрочем, видимо, из скромности, словами свой взгляд она не подтвердила.

Успокаивая себя тем, что идти совсем недалеко, я заметил на снежинках отсвет светофора на перекрестке улиц Гагарина и Лукса и, оставив его за спиной, начал преодолевать сопротивление снега и ветра. Серые стены домов появлялись в поле зрения и снова исчезали. От фонарей, хотя они и горели среди дня, почти не было толку: фонари были сами едва видимы. Один из них горел как-то странно: вспышками. Это – перекресток Гагарина и Кольцевой. Вновь – мигающие зеленые снежинки в пятне света от светофора. Я повернул направо… и… сам не знаю, какой черт дернул меня оглянуться на мигающий фонарь! Да еще и – не просто оглянуться! Сосредоточить внимание на нем! А фонарь вдруг рассыпался яркими искрами… и на его месте открылось НЕЧТО…

Сначала я подумал о шаровой молнии. Подумав, – застыл соляным столбом. В голове билась только одна мысль: «От шаровой нельзя бежать! Люди даже в первой четверти двадцать первого века не знают определенно, как поведет себя этот плазменный шар!». Да и молния вела себя странно. Играя всеми цветами радуги, она словно бы дышала. То увеличивалась в диаметре, то уменьшалась. Наступил момент, когда шар раздулся еще больше, и в его середине открылось черное «око». Вы, читатели, вспомнили фильм «Лангольеры»? Тот самый, по Стивену нашему Кингу? Я тоже вспомнил. Ведь «нечто», которое витало надо мной среди метели под мигающим фонарем, было похоже на временную дыру, в которую влетел самолет со спящими пассажирами. «Око» ринулось вниз, прямо мне на голову…

5

– Ну, давай, мать, давай, веди меня к моему крестнику!

Свежий голос, столь отличный от хриплого простуженного карканья больных, сразу вывел меня из состояния некоторого анабиоза, вызванного мыслительным процессом… а также – процессом пищеварительным. На обед был суп, где мерзлая картошка сочеталась с умопомрачительной – особенно с голодухи! – красной рыбой. Когда больные, отобедав, принялись один за одним подавать мне пример, я заставил себя не сразу последовать этому примеру. Одолел в себе свои слабость и, наконец, добрался до вещичек. Все было на месте. Ноутбук завелся, что называется, с пол-оборота, чему я немало порадовался, учитывая возможные электромагнитные последствия происшедшего. Назвать происшедшее происшествием, как оно того заслуживает, я не решался. Можно подумать: что-то изменится от того, что я буду прятать голову в песок на манер страуса! Я никогда не отличался излишней решимостью и большой отвагой, а оттого предпочитал решать вопросы «по бразильской системе» (как сказал один знакомый). Или (как говорят многие другие мои знакомые) в стиле «авось само рассосется». Да, я не мог не понимать: шансов на «рассасывание»

ситуации – исчезающе мало. Во всех историях о путешественниках во времени – попаданцах, читанных и смотренных мною, провозглашалось и подчеркивалось: промежуток, в течение которого время могло вернуть человека обратно туда, где он жил, – краток или очень краток. (Как, например, в сериале «Чернобыль»). А я тут «кукую» уже десятый день! Рассчитывать на то, что мою бренную тушку спасет время, – не приходилось. Спасение утопающего, как обычно, попадало в руки самого утопающего. Чтобы иметь в этой ситуации хоть какие-то шансы, надо побольше вспомнить о том времени, куда меня занесло. А занесло… нужно сказать… так уж занесло! 1937 год! Время великих репрессий и «ежовых рукавиц»! Я не особо спешил верить ирреальным ужастикам, которые сочинены об этой эпохе либерастами… но факт оставался фактом: человек, не в том месте оказавшийся, реально обладал возможностью рассчитывать на прислонение к вертикальной поверхности и появление лишнего веса в девять грамм. А я – совсем не в том месте, где мне хотелось и стоило бы быть. Я об этом уже догадался…

Пока больные спали, я открыл всю информацию, которую мог предоставить мне ноут по персонажам этой эпохи. Так, так. Эдуард Петрович Берзин. Товарищ Берзин-Магаданский. (Их было у большевиков аж двое). Мой спаситель. Прогрессивный тюремщик, который построил силами зэков какой-то комбинат на Урале, а потом заехал в Магадан местным Хозяином… и, впоследствии, «плохо кончил». Какой комбинат? Так-с, так-с, целлюлозно-бумажный… Урал, Прикамье… а сам товарищ Берзин считается основателем и главным строителем Магадана! Он распустил колымскую «каторгу», переводя арестантов в поселенцы… поселенцы за это работали на его стройках, как черти… но жить ему осталось совсем недолго. Сказка о колымской «Республике ШКИД для взрослых» пришла к своему печальному концу. Печальному и для местного аналога Викниксора, и для его подопечных!.. Сейчас ноут спрятан. Удачно. Удачно ли?.. Шаги двух пар ног приближаются. Слышен голос санитарки:

– Проходьте, проходьте, дорогой Эдуард Петрович, осторожно, скажу я вам за эту ступеньку… – и вот он, Викниксор Колымский, Эдуард Петрович Берзин! Пожаловал ко мне. Своей собственной персоной. Я его пока не вижу: между нами – ширма. Я его уже не слышу: больные встречают его радостным гомоном. Берзин чертыхнулся (наверное, из-за той «ступеньки», не замеченной в потемках). Завозился (видимо, приветствуя присутствующих взмахом руки). Из-за ширмы рядом со мной появилось лицо, снабженное довольно оригинального вида бородкой и аккуратными усами. Губы товарища Берзина растянулись в приветливой улыбке… но глаза матерого революционера смотрели колюче-изучающе.

6

– Здравствуйте, дорогой Сергей Александрович! – радушно поприветствовал меня его голос, а его глаза еще глубже впились в мое лицо (видимо, проверяя, как я отреагирую на свои паспортные инициалы…). – Вижу, оклемались немного. Вам очень повезло, что я решил перед отъездом проверить площадку под Больничный городок.

– Могу только поблагодарить вас, Эдуард Петрович. – Я расшаркался, не вставая с кровати. – И за спасение, и за относительные удобства, которые мне создали по вашему распоряжению в больнице.

– Да, да, было такое распоряжение, – согласился Берзин. – А теперь хотелось бы от вас ответной любезности. Чтобы вы пролили свет на вот это. – Чекист потянулся к тумбочке, достал мой РФ-шный паспорт и продемонстрировал двуглавого орла на форзаце.

Ну вот… началось!.. Я заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

– Эдуард Петрович, боюсь, что моя история покажется вам слишком фантастичной, если я примусь вам ее рассказывать. Так что давайте сначала поговорим немного о вас, а потом вы решите сами, кто я такой и что это все значит.

Густые брови Берзина взлетели вверх, но он кивнул своей практически лысой головой в знак согласия и крикнул, чтобы ему подали стул. Санитарка, притащив деревянный табурет, вновь проворно исчезла за ширмой. Берзин прочно уселся и изобразил терпеливое внимание.

– Подскажите, Эдуард Петрович, вы ведь сейчас собираетесь «на материк»… в Москву? – спросил я.

– Да, – ответил он.

– А что у вас назначено на станции Александров?

Брови Берзина взлетели еще выше, чем в первый раз.