Замыслил я побег..
Шрифт:
— Мне Дашка сказала… — промямлил Башмаков, чувствуя, что утратил на автостоянке всякие представления об извечных аппаратных тонкостях и сдуру влез в какую-то важную внутрибанковскую интригу. — Может, мне не следовало…
— Да нет, ты не волнуйся! Дальше этого кабинета информация никуда не пойдет. Садулаев с Корсаковым… Ишь ты! К твоему трудоустройству это не имеет никакого отношения. Вот тебе листочки. Все как обычно, все как раньше. Родился, работал, не был, не состоял… Только теперь родственники за границей — это не плохо, а даже хорошо. Заполняй! А потом мы тебя недельки три попроверяем. На всякий случай…
— Как
— Ага. Как раньше. И занимаются этим те же самые ребята из Конторы. А начальник службы безопасности у нас полковник из «девятки». Брежнева охранял. Как раньше… Меня, когда брали, десять раз переспрашивали, зачем фамилию поменял. Был Волобуев — стал фон Герке… Не любят у нас, понимаешь ли, дворянских корней. Ну ничего. Я, кстати, все вспоминал, ты у нас не из дворян случайно?
— А что?
— Я, понимаешь, — тут он протянул Башмакову золоченую визитку с гербом, похожим на сваленную в одну кучу коллекцию старинного оружия, — Краснопролетарское районное дворянское собрание организовал. Кадров решительно не хватает. Какие-то все вырожденцы и пьяницы… Устроил обед по случаю тезоименитства невинно убиенного государя-императора Николая Александровича. Заблевали весь ДК Русакова. Ну ей-богу… А если нормальный дворянин, не пьющий, с манерами, — так сразу еврей. Папашу или дедушку подженили. Приходит тут на учет вставать князь Тверской, Иван Моисеевич. Смотрю по документам — все правильно: Рюрикович. Ладно, Олег Трудович, заполняй анкеты! Я очень рад, что ты будешь у нас работать. Надоели эти сопляки. В башке ничего, кроме курса доллара, а по коридору идет что твой президент Академии наук… Так бы и дал в лоб половником! Ну, за тебя!
Башмаков плюнул на разгрузочный день — и выпил коньяк. Душа потеплела.
— А помнишь, как Каракозин Чубакку дистиллированной мочой поил? — захохотал Герке.
— Конечно!
— Ты, кстати, с ним не встречаешься? Вы ведь дружили…
— Нет, не встречаемся. Он куда-то уехал…
— Я тут его жену по телевизору видел. Как ее звали?
— Олеся.
— Да. Олеся. Они, кажется, разошлись?
— Давно уже.
— Тут презентацию Ростроповича по телевизору показывали. Она ему какую-то древнегреческую вазу вручала от клуба бизнес-вумен. Ну, доложу я тебе! Кто мог подумать, когда она по «Альдебарану» задницей вертела! Какая женщина! А Ростропович — тьфу, смотреть противно! Козел с виолончелью… Ты у нас, кстати, кто?
— В каком смысле?
— В политическом.
— А ты?
— Я монархист, естественно.
— А я сочувствующий, — горько вздохнул Башмаков.
Когда он уходил из банка, охранник снова заставил его положить кейс на транспортерную ленту и даже подозвал напарника. Они с живым интересом уставились на экран, но серые фруктовые силуэты на этот раз раскатились по углам.
— Взяли? — спросила Катя, когда Башмаков пришел домой.
— Пока еще нет. Проверять будут.
— А чего тебя проверять? — удивилась Катя. — Ты же безобидный.
— Не переживай!
— Как же не переживать, если у меня муж безработный?
— Все будет хорошо. Ты Корсакову очень понравился! — первым делом успокоила Дашка, поздно вечером вернувшись домой.
Она теперь постоянно возвращалась поздно, потому что, вдруг спохватившись, поступила на вечернее отделение пединститута и после работы ездила на лекции.
— Возьмут тебя, никуда не денутся!
— Это тебе Садулаев сказал? —
— Вот черт, забыла тебя предупредить. А кто тебя про Садулаева спрашивал?
— Герке.
— Ты с этим фон-бароном поосторожнее. Он из команды Малевича.
— А Корсаков?
— Тоже.
— Не понял.
— Выйдешь на работу — все поймешь. Черт, как же я тебя не предупредила!
Башмаков тщательно заполнил формы и анкеты, приложил фотографии, трудовую книжку. Дашка все это отвезла в департамент кадров. Началось ожидание. Он так волновался, что даже хотел сходить в храм Зачатия праведной Анны и поставить свечку, но так и не сподобился. А ровно через три недели позвонил Герке и радостно объявил:
— С тебя гектолитр! В понедельник выходи на работу!
— Наконец-то.
— Наконец-то? Если бы не я, тебя еще месяц проверяли бы!
В понедельник Башмаков отправился в банк. Корсаков принял его, не выходя из-за стола. Не привстал даже, а лишь еле заметно кивнул.
— Куда же мне вас девать? — начальник почесал пальцем лысину, словно соскреб с полировки мушиное пятнышко.
— В каком смысле?
— В том самом. Вроде только что отстроились, а мест уже не хватает. Новое крыло только через полгода сдадут. Ладно, посидите пока в кассовом секторе. Там Игнашечкин. Он как раз для «карточников» программирует. Пообщайтесь, полезно будет.
В небольшой комнате тесно, впритык стояли четыре стола. За первым столом в уголочке, отгороженном большим шкафом, сидела кассир-эксперт Тамара Саидовна Гранатуллина, маленькая восточная женщина со скуластым лицом, раскосыми, но не темными, а светлыми недоверчивыми глазами. Судя по рукам, уже начавшим ветшать, ей было под пятьдесят, хотя выглядела она значительно моложе, лет на сорок.
Второй стол, заваленный листингами, проспектами и справочниками, принадлежал Гене Игнашечкину, беготливому пузанчику с постоянно расстегнутой нижней, надбрючной пуговкой на рубашке. Волосы у него были редкие, и когда он волновался, сквозь светлые прядки виднелась покрасневшая кожа, покрытая капельками пота. Но особенно Башмакова удивила клавиатура Гениного компьютера, покрытая коричневыми кофейными пятнами и обсыпанная сигаретным пеплом. Кстати, сам Игнашечкин никогда не говорил «компьютер», а исключительно «компутер».
Когда Башмаков впервые вошел в комнату, Тамара Саидовна мирно ругала Гену за то, что он по вечерам, когда все уходят домой, самым подлым образом смолит, хотя между ними существует твердое соглашение: в рабочем помещении не курить.
— Саидыч, одну сигарету! Задумался…
— Вы по какому вопросу? — спросила Гранатуллина, увидев Башмакова.
— Я тут с вашего позволения сидеть буду, — вежливо сообщил Олег Трудович.
— Курите? — с надеждой спросил Игнашечкин.
— Нет.
— Очень хорошо! — обрадовалась Тамара Саидовна. — Будем знакомиться.
Познакомились.
— Трудович? — хихикнул Игнашечкин. — Значит, отец ваш — Труд?
— Да. Был… Умер недавно.
— Извините… — Гена покраснел на всю голову и, стараясь замять неловкость, сказал, кивая на третий стол: — А здесь у нас сидит Вета. Очень серьезная девушка. Она сейчас болеет…
Стол был чист. На нем стоял только компьютер и лежала книга на английском. На обложке мускулистый мужчина страстно лобызал восьмой номер у рыжеволосой вакханки по имени Джен Эйр.