Заначка на черный день
Шрифт:
Нападение мое было столь стремительным и неожиданным, что нерадивая деваха, едва не свалившись со стула, подхватилась в переполохе и понеслась на зов больных, поправляя съехавшую набок косынку и оглядываясь в ужасе. У самой палаты она чуть притормозила, очухалась и спросила крикливо:
— А ты, вообще, кто такая?
— Я тебе сейчас покажу, кто я такая! — кинулась я к ней с поднятыми кулаками. — Ты у меня сейчас сама на больничную койку в хирургию ляжешь!
Вид у меня был столь решительный, что она предпочла не связываться и поспешно юркнула в темноту
— И чтобы к моему возвращению пол в коридоре блестел! Мордой по каждому пятнышку возить буду, понятно?!
Персонал реанимации, естественно, тоже спал. Я беспрепятственно вошла в отделение, нашла номер палаты, который назвала мне Марго, и осторожно, наученная горьким опытом, заглянула внутрь. Здесь, слава богу, все спали. Было всего шесть коек — а храп стоял как от роты солдат, не меньше! Храпящие женщины, даже больные — это ужасно. Если мне когда-нибудь кто-нибудь скажет, что я храплю, я… ни за что не поверю. Настоящая женщина храпеть никак не может, это анатомически невозможно.
Моя дражайшая подруга лежала у окна, тихо, как мышка. Подойдя поближе, я осмотрелась, даже нагнулась и не поленилась заглянуть под кровать, приподняв сползающее синее больничное одеяло. Койка как койка, ничего в ней особенного и зловещего нет. Рядом — аппарат поддержания жизнедеятельности, включенный в розетку, Маргарита на общеукрепляющей капельнице… Надо же, как ее от одного синяка развезло! Это даже хорошо, что мы ее в больницу упрятали, с собой не взяли. При таких ужасах она бы точно богу душу отдала досрочно… пионерка наша!
Она при виде меня только вяло шевельнула в качестве приветствия кончиками влажных пальцев, показывая, как она слаба. Уж что-что, а болеть эта кисейная барышня умела!
— Ну вот, видишь — я здесь! — громким шепотом сказала я, плюхаясь к ней на койку. — Ты довольна? Рассказывай, что тут у тебя случилось? Только, пожалуйста, без дурацкой мистики!
— Это не мистика, девочка!.. — вдруг раздался замогильный шепот с соседней койки. — Каждую пятницу, ровно в шесть утра на этой койке умирал человек… Я лежу в этой палате уже пятый раз за год и все знаю… Поэтому я сочла своим долгом предупредить вашу подругу… Вы еще молоды, и незнакомы с ликом смерти…
Я присмотрелась повнимательнее. По соседству с Маргаритой, выпростав поверх одеяла тонкие, иссохшие руки, лежала древняя седая старуха.
— Спасибо, матушка. Я, конечно, польщена, давно меня никто не называл девочкой…
— Какая самоуверенная! — зловещим шепотом сказала старуха, так, что у меня и впрямь мурашки побежали по коже.
Действительно, что это я так размечталась? Не факт, что я успею состариться до состояния такого вот папируса, очень даже не факт!
— А может, тебя переложить? — спросила я подругу.
— Некуда, все койки заняты! — всхлипнула она и затряслась всем толстым телом, так, что койка ходуном заходила.
— Хорошо! — решительно сказала я, обеими руками останавливая дрожь и колыхание панцирной сетки. — Я с тобой посижу, и ты сама увидишь, что ничего потустороннего
Мы перестали шептаться, чтобы не мешать спящим больным, я взяла ее руку в свою и стала ждать. Марго успокоилась и вскоре задрыхла, захрапела едва ли не громче всех в палате. Надо будет ей утром рассказать, что она храпит безбожно! Никогда больше ночевать ее к себе не приглашу. Это же гарантированная бессонная ночь!
Окруженная со всех сторон этим сонным царством, я пригрелась в спертом воздухе палаты и не заметила, как тоже задремала. Пробуждение мое было не менее ужасным, чем за три часа до этого. Сквозь мутную, морочную дремоту привиделось мне, что дверь палаты медленно открывается и на пороге возникает нечто в белом, с длинным странным шнуром в руках. Это нечто медленно и величаво, почти не касаясь земли, плывет к тому месту, где стоит кровать беззаботно спящей Маргариты, приближается ко мне, останавливается совсем рядом и протягивает руку к стене, к розетке с аппаратом поддержания жизнедеятельности…
Тут-то я и поняла, что это не сон, подскочила, точно ужаленная змеей в ягодицу, и вцепилась ногтями обеих рук в преступную конечность, уже потянувшую вилку аппарата из розетки.
— Стой, сволочь! Попался! Не уйдешь теперь!.. Маньяк! Убийца в белом халате! Ишь, чего выдумал!.. Говори, кто тебя подослал?! Ирка Колядко?! Говори, а то придушу!
Пойманный мной преступник тоненько взвизгнул, уронил шнур на пол.
— Батюшки-святы! Кто это такой тут прыткий?.. Какая я тебе маньяка?! Я уборщица, тетя Маша! Мне пылесос надо включить, а ты тут хулиганишь! Я на тебя заведующей отделением пожалуюсь!
Но я не слушала испуганную старуху, крепко держала ее за руку, требовала включить свет, звала людей, охрану и утверждала, что поймала наемного убийцу. Конечно, все проснулись, зажгли свет, вырвали из моих цепких рук едва не плачущую тетю Машу, привели дежурного врача, который распорядился запереть меня в перевязочной до прихода заведующей отделением… Мне вкатили в вену успокоительный укол и отвели в тихую комнату, где я и проспала на чистенькой кушетке до девяти утра, необычайно спокойно и уже без кошмаров.
Утром недоразумение прояснилось, в существенной степени благодаря заступничеству Маргариты, ради этого забывшей о своем гипертоническом кризе и вставшей решительно с постели. Мне вежливо попеняли за содеянное, строго предупредили, что за подобные выходки могут привлечь к ответственности — и тихо отпустили восвояси, вытурив заодно со мной и мигом выздоровевшую Маргариту, чему она была необычайно рада. Может быть, я бы и не отделалась так легко, но заведующую отделением сильно смутило происшествие с пылесосом тети Маши, по пятницам с благородной целью уборки отключавшей аппарат жизнеобеспечения в реанимационной палате… По крайней мере, когда мы с Марго, высоко подняв головы, двигались под конвоем двух санитарок к выходу, пожилой электрик уже мастерил в коридоре отдельную розетку для пылесоса. И знаете, я до сих пор с гордостью вспоминаю эту розетку! Ведь неизвестно, сколько еще жизней она спасла!