Занавес
Шрифт:
— Значит, Аллертона с тобой не было?
Джудит раздраженно вздохнула.
— Да, его со мной не было, — ответила она тоном едва сдерживаемой ярости. — Мы встретились неподалеку от дома и через какие-то две минуты увидели тебя. Надеюсь, теперь ты удовлетворен? Но я хотела бы тебе сказать, что если я и проведу целый день, гуляя с майором Аллертоном, это не твое дело. Мне двадцать один год, я сама зарабатываю себе на жизнь, и как я провожу время, касается только меня.
— Разумеется, — быстро сказал я, пытаясь сдержать всеразрушающий поток.
— Я рада, что ты со мной согласен. — Похоже, Джудит успокоилась. Ее губы скривила печальная полуулыбка. — О, миленький,
— Я не буду… в будущем не буду, — пообещал я ей.
В этот момент к нам большими шагами подошел Фрэнклин.
— Привет, Джудит. Идемте. Мы и так уже опоздали.
Говорил он отрывисто и невежливо. Несмотря ни на что, я почувствовал досаду. Я знал, что Фрэнклин был работодателем Джудит, что он имел право использовать ее время и, так как платил ей жалованье, мог ей приказывать. И, однако, я не понимал, почему бы не вести себя с обычной вежливостью. Он вообще не отличался изысканными манерами, но, по крайней мере, к большинству относился хоть мало-мальски прилично. Но с Джудит, особенно в последнее время, он обращался до крайности резко и повелительно. Разговаривая с ней, он почти на нее не смотрел и приказы прямо-таки вылаивал. Похоже, Джудит на него не обижалась, зато обижался я. Мне подумалось, что его поведение слишком контрастировало с преувеличенным вниманием Аллертона. Несомненно, Джон Фрэнклин был раз в десять лучше Аллертона, но с точки зрения привлекательности не шел с ним ни в какое сравнение.
Я смотрел вслед Фрэнклину, шагавшему по тропинке к лаборатории своей неуклюжей походкой. Разглядывал его угловатую фигуру, выступающие кости черепа, его рыжие волосы и веснушки. Некрасивый мужчина и неуклюжий человек… И никаких выдающихся качеств. Блестящий ум — да, но женщины редко влюбляются в один ум. Я огорченно подумал, что Джудит из-за своей работы никогда не общалась с другими мужчинами. У нее не было возможности составить мнение о разных привлекательных представителях противоположного пола. На фоне грубого и некрасивого Фрэнклина резко выделялось показное очарование Аллертона. У моей бедной девочки не было шанса оценить его по-настоящему.
Предположим, она серьезно в него влюбится. Ее недавняя раздражительность была тревожным сигналом. Я знал, что Аллертон — самый настоящий негодяй. А может, и хуже. Если Аллертон — X?..
Может быть. В то время, когда прогремел выстрел, он не был с Джудит. Но каков мотив этих, казалось бы, бесцельных преступлений? Я был уверен, что Аллертон ничем не напоминал сумасшедшего. Он был нормальный… совершенно нормальный… и крайне беспринципный человек.
И Джудит… моя Джудит… слишком часто проводила с ним время.
До настоящего момента я не слишком беспокоился по поводу дочери, и мысли о X и могущем совершиться в любой момент преступлении отогнали все личные проблемы на задний план.
Сейчас, после того, как удар был нанесен, когда покушение состоялось и, слава тебе, Господи, провалилось, я мог подумать и над своими делами. И чем больше я думал, тем больше начинал тревожиться. Из случайного разговора, состоявшегося на днях, я узнал, что Аллертон женатый человек. Бойд Кэррингтон, который знал все обо всех, изложил мне более подробные детали. Жена Аллертона была ревностной католичкой. Она ушла от него вскоре после свадьбы. Но из-за ее религиозных верований и вопроса быть не могло о разводе.
— И если вы меня спросите, — искренне заявил Бойд Кэррингтон, —
Очень приятно такое выслушивать отцу!
Дни после несчастного случая, на первый взгляд, проходили безо всяких событий, но я все больше и больше беспокоился в глубине души.
Полковник Латтрелл львиную часть времени проводил в спальне жены. К ней была приставлена сиделка, и сестра Крейвен смогла вновь заняться у ходом за миссис Фрэнклин.
Не желая показаться злобным человеком, должен признать, что заметил признаки раздражения в поведении миссис Фрэнклин по поводу того, что теперь она не была en chef [42] больной. Забота и внимание сконцентрировались на миссис Латтрелл, а это явно пришлось не по душе маленькой леди, привыкшей к тому, что главным событием дня было ее здоровье.
Она полулежала на складном стуле с парусиновым сиденьем, прижав руку к боку и жалуясь на сильное сердцебиение. Она отвергала чуть ли не всю пищу, и ее требования скрывались под маской терпения.
42
Главной — фр.
— Я так ненавижу придавать людям хлопоты, — жалобно прошептала она Пуаро. — Мне так стыдно за свое никудышнее здоровье. Так… так унизительно всегда просить людей что-то для тебя сделать. Иногда я думаю, что болезнь — настоящее преступление. Если у тебя нет здоровья и ты слишком чувствителен, то не подходишь для жизни и тебя попросту нужно тихо убрать с дороги.
— О нет, мадам, — Пуаро, как всегда, был сама галантность. — Нежный, экзотический цветок должен произрастать под кровлей теплицы… он не перенесет холодных ветров. Вот обычный сорняк будет расти и зимой… но вряд ли заслуживает из-за этого похвалы. Возьмите, к примеру, меня… искалеченный, скрюченный, неспособный двигаться, но я… я не думаю сдаваться. Я наслаждаюсь, чем могу… пищей, питьем и интеллектуальными удовольствиями.
Миссис Фрэнклин вздохнула и прошептала:
— А, но вы — совсем другое дело. Вам не нужно думать ни о ком, кроме себя. У меня же есть мой бедный Джон. Какое я для него тяжкое бремя! Больная бесполезная жена. Камень на шее.
— Уверен, он никогда бы так не сказал.
— О, не сказал! Конечно, нет. Но мужчины, бедняжки, не умеют скрывать своих мыслей. И Джона видно насквозь. Конечно, он не хочет быть нелюбезным, но он… к счастью для себя, очень нечувствительный человек. Он сам ничего не чувствует и считает, что другие такие же. Как повезло тем, кто родился таким толстокожим.
— Я бы не назвал доктора Фрэнклина толстокожим человеком.
— Да? Но вы не знаете его столь же хорошо, как я. Конечно, мне известно, что не будь меня, он был бы намного свободней. Иногда я впадаю в такое глубокое уныние, что думаю: какое было бы облегчение, если бы удалось покончить со всем и вся.
— О, что вы, мадам.
— В конце концов, какой от меня прок? Уйти от всего бренного в Великую Неизвестность… — она покачала головой. — И тогда Джон будет свободен.
— Великая чепуха, — фыркнула сестра Крейвен, когда я передал ей сей разговор. — Она ничего такого не сделает! Не беспокойтесь, капитан Хэстингс. Те, кто голосом умирающей утки рассуждает о том, как бы «покончить со всем и вся», никогда и не помышляют ни о чем подобном.