Занавес
Шрифт:
Нортон, по-моему, обнаружил, что она была готовым орудием. Все было слишком очевидно, Хэстингс, стоит только подумать. Те первые несколько пробных попыток внушить всем, как она любит своего мужа. Она немного переборщила, нашептывая о том, как бы «покончить со всем и вся», потому что была для него обузой. И потому совершенно новая линия. Ее страхи, что Фрэнклин может провести на себе эксперимент. Нам следовало бы понять, Хэстингс? Она готовила нас к смерти Джона Фрэнклина от отравления физостигмином. Никакого вопроса, как видите, что кто-то пытается его отравить… о, нет… просто
Только действовала она слишком уж быстро. Вы рассказали мне, что она была очень недовольна, увидев, как сестра Крейвен — предсказывает Бойду Кэррингтону судьбу. Сестра Крейвен привлекательная молодая особа, не упускающая стоящих мужчин. Она попыталась завлечь доктора Фрэнклина, но безуспешно. Отсюда-то и ее неприязнь к Джудит. Она флиртует с Аллертоном… но прекрасно знает, что это не всерьез. Неизбежно она должна обратить свой взор на богатого и все еще привлекательного сэра Уильяма. А сэр Уильям был не против. Он уже заметил сестру Крейвен — здоровую, красивую девушку. Барбара Фрэнклин пугается и решает действовать быстро. Чем скорее она станет трогательной, очаровательной и не безутешной вдовой, тем лучше.
Итак, взвинтив утром нервы всем и каждому, она обставляет сцену.
Знаете, mon cher, я почувствовал уважение к бобу «калабар». Видите ли, на сей раз он сработал. Он пощадил невинного и убил виноватого. Миссис Фрэнклин приглашает всех вас в свою комнату. Она с большой суетой напоказ готовит кофе. Как вы мне говорите, ее чашка стояла рядом с ней, а чашка мужа на другой стороне столика с книжными полками. И потом начинают падать звезды, и все выходят, и только вы, друг мой, остаетесь… вы и ваш кроссворд, и ваши воспоминания… и дабы скрыть свои эмоции, вы крутите столик, пытаясь найти цитату Шекспира.
И вот все возвращаются, и миссис Фрэнклин выпивает кофе, полный алкалоидов боба «калабар», который был предназначен дорогому Джону. А Джон Фрэнклин выпивает хорошую чашку чистого кофе, предназначенного умной миссис Фрэнклин.
Но вы увидите, Хэстингс, если хотя бы минуту подумаете, что я, разобравшись в происшедшем, сделать мог только одно. Я бы был не в состоянии доказать свою точку зрения. И если бы решили, что смерть миссис Фрэнклин не самоубийство, то подозрения неизбежно пало бы на Фрэнклина или на Джудит. На двух совершенно ни в чем не повинных людей. И посему я сделал то, на что у меня было полное право… подчеркнул и сделал ударение на крайне неубедительных замечаниях миссис Фрэнклин насчет самоубийства.
Я мог сделать… и, вероятно, был единственным человеком, на это способным. Потому что мое заявление несло вес. Я — человек, опытный в подобных делах. Если я убежден, что произошло самоубийство, значит, так оно и было.
Я увидел, что вас мое поведение озадачило, и вы были недовольны. Но, к счастью, вы и не подозревали об истинной опасности.
Но вы думали об этом после того, как меня не стало? Идея появилась у вас словно змея, которая время от времени поднимает голову и шипит: «Предположим… Джудит?..»
Может
Но вскоре он понял, как компенсировать убытки. Он начал разбрасывать намеки. Ранее он сделал вид, что заметил что-то в бинокль. На самом деле он намеревался создать то впечатление, которое создал, а именно, что видел Аллертона и Джудит в какой-то компрометирующей позе. Но не сказав тогда ничего определенного, он теперь мог использовать инцидент по-другому.
Предположим, к примеру, он говорит, что видел Фрэнклина и Джудит. Тогда откроется очень интересный новый аспект самоубийства! И, возможно, появятся сомнения насчет того, было ли это самоубийство…
Итак, mon ami, я решил, что мне нужно действовать немедленно. Я устроил так, что вы привели его в мою комнату в тот вечер… Я расскажу вам точно, что произошло. Нортон, несомненно, был бы рад поведать мне приготовленную историю. Я не дал ему времени. Я рассказал ему четко и ясно все, что о нем знал. Он не отрицал. Нет, mon ami, он сидел в своем кресле и ухмылялся.
Mais out, просто нет другого слова… ухмылялся. Он спросил, что же я собираюсь делать со своей весьма забавной идеей. Я заявил ему, что намереваюсь его казнить.
«А, — сказал он. — Понятно. Кинжал или чашка яда?»
Мы как раз собирались выпить шоколад. Он был сластеной, месье Нортон.
«Самое простое, — сказал я, — чашка яда».
И я передал ему чашку шоколада, которую только налил.
«В таком случае, — заметил он, — не возражаете ли вы, чтобы я пил из вашей чашки, а не из своей?»
Я сказал: «Ничуть». По правде говоря, это было совершенно несущественно. Как я уже говорил, у меня тоже было снотворное. Только весьма значительный период я принимал таблетки каждую ночь. Так что приобрел к ним определенную терпимость, и доза, могущая усыпить месье Нортона, возымела бы на меня очень слабый эффект. Снотворное было в самом шоколаде. Мы оба приняли ту же самую дозу. Он, как я и рассчитывал, заснул. Я же нет, тем более, что снотворное было нейтрализовано моим стрихниновым тоником.
И вот последняя глава. Когда Нортон заснул, я усадил его в свое инвалидное кресло… вполне легкая задача — там полным-полно разных механических приспособлений, и поставил его в обычное место в амбразуру окна за занавесками. Затем Кертис «уложил меня в постель». Когда все стихло, я отвез Нортона в его комнату. Теперь мне оставалось использовать глаза и уши моего превосходного друга Хэстингса.
Может быть, вы не поняли, но я носил парик, Хэстингс. Вы поймете даже меньше, когда я скажу вам, что носил фальшивые усы (даже Джорджес об этом не знает!). Я сжег настоящие в якобы несчастном случае, вскоре после того, как взял на службу Кертиса, и сразу же мой парикмахер изготовил мне накладные.