Занимательная Греция. Капитолийская волчица (сборник)
Шрифт:
В самом деле: отрывки – это ведь по большей части цитаты, а в цитаты попадают обычно самые яркие строки поэта. Раскроем сборник отрывков неистового Алкея – и видим:
Медью воинской весь блестит,весь оружием убран дом —Аресу в честь.Тут шеломы как жар горят,и колышутся белыеНа них хвосты.Там медяные поножина гвоздях поразвешены;Кольчуги там.Вот холстинные панцири;вотУ отрывка нет ни начала, ни конца, но все видно и все понятно, а «за что взялись», мы догадываемся по биографии Алкея: за мятеж против митиленского тирана.
Раскроем теперь Сафо:
Я негу люблю,юность люблю,радость люблю и солнце.Жребий мой – бытьв солнечный свети в красоту влюбленной.Весь отрывок – две строки, и в них все сказано. Раскроем Пиндара, высочайшего из поэтов; самый знаменитый из его отрывков – даже не два, а один стих:
Что есть бог? Бог есть все!
Раскроем Архилоха – бродячего воина, которого греки считали вторым после Гомера начинателем поэзии, потому что он первый стал сочинять стихи не для пения, а просто для громкого чтения:
Сердце, сердце! Грозным строем встали беды пред тобой.Ободрись и встреть их грудью, и ударим на врагов!Пусть везде кругом засады – твердо стой, не трепещи!Победишь – своей победы напоказ не выставляй,Победят – не огорчайся, запершись в дому, не плачь!В меру радуйся удаче, в меру в бедствиях горюй:Смену волн познай, что в жизни человеческой царит.Раскроем Гиппонакта – нищего насмешника, выдумавшего «хромой стих» с забавным перебоем ритма на конце:
Богатства бог – недаром говорят:слеп он!Ведь нет чтобы к поэту заглянутьв гостиДа молвить: «На, мол, тридцать серебрафунтов,А там и больше». Нет ведь, не зайдет:трусит!Пять поэтов, пять отрывков, один короче другого; и ни одного не спутаешь с другим. Простимся на этом с девятью лириками и поблагодарим собирателей их отрывков.
Писистрат в Афинах
В Афинах явилось новое зрелище: трагедия. Поэт Фес-пис, сочинявший песнопения для сельских праздников в честь бога Диониса, решил не только рассказывать в песнях, но и представлять в лицах мифы о героях. Например, хор одевался товарищами Геракла и пел тревожную песню, что Геракл ушел на подвиг и неизвестно, жив ли; а потом выходил актер, одетый вестником, и рассказывал стихами, что случилось с Гераклом, и хор отвечал на это новой песней, радостной или скорбной.
Афиняне были в восторге от нового зрелища. Недоволен был только старый Солон. Он спросил Фесписа: «И тебе не стыдно притворяться при всех и
У Солона был молодой родственник по имени Пи-систрат. Когда-то отец Писистрата приносил жертву в Олимпии – и случилось чудо: котел с жертвенным мясом закипел без огня, и вода полилась через край. Мудрец Хи-лон сказал ему: «Это значит, что сыну твоему тесны будут законы твоего города. Поэтому не заводи сына, а если завел – отрекись!» Но отец не решился отречься от сына.
Писистрат вырос, стал хорошим полководцем, народ его любил, и вот законы города стали для него тесны.
Однажды Писистрат изранил сам себя мечом, изранил мулов, запряженных в его повозку, выехал в таком виде на площадь и стал жаловаться народу, что на него напали его враги и он с трудом от них ускользнул. Его стали жалеть. Только Солон мрачно сказал: «Не верьте ему, граждане: это он играет трагедию». Но Солона не послушали.
Писистрат попросил, чтобы ему позволили держать при себе телохранителей. Ему позволили. Правда, не копьеносцев – это было бы слишком похоже на царскую власть, – а только дубиноносцев. Но Писистрату и этого было достаточно. Прошло немного времени, и со своими дубиноносцами он захватил акрополь и стал править как тиран.
Солон сказал афинянам: «Писистрат умнее одних из вас и храбрее других: умнее тех, кто не понял его хитрости, храбрее тех, кто понял, да смолчал. Встаньте на защиту закона!» Но народ остался спокоен: Писистрата любили. Тогда дряхлый Солон надел оружие и сел на своем пороге: «Если вы не хотите уберечь ваш город – я хочу уберечь свой дом». Его спросили: «На что ты надеешься?» Он ответил: «На мою старость».
В этот раз Писистрат недолго был у власти: против него соединились двое знатных соперников, тоже мечтавших о тирании, и изгнали его. Но скоро они поссорились друг с другом, и Писистрат сумел вернуться из изгнания. Возвращение устроили необычное. В деревне близ Афин нашли крестьянку, рослую и красивую, на нее надели шлем и панцирь, дали копье и щит, поставили на колесницу и повезли в город. Глашатаи кричали: «Богиня Афина сама едет в свой город и ведет за собой Писи-страта!» Народ сбегался и преклонялся перед богиней. Если бы это увидел Солон, он сказал бы: «Писистрат опять играет трагедию».
Это был еще не конец. На Писистрата восстал его соперник Мегакл Алкмеонид (внук виновника «килоновой скверны»), и дело дошло до сражения. Но войска Мегакла отказались биться с Писистратом и разбежались, а вслед бегущим поскакали на фракийских конях два сына Писистрата, громким голосом крича, чтобы никто ничего не боялся и каждый возвращался к своему очагу: Писистрат не мстит никому. Уйти в изгнание пришлось теперь Мегаклу с его Алкмеонидами. Вслед за ними собрались было прочь и некоторые другие знатные люди, опасаясь Писистрата. Но Писистрат вышел вслед им сам с мешком за плечами. «Что это значит?» – спросили они его. «Это значит, что или я уговорю вас остаться со мной, или уйду с вами». Они остались.
В Афинах сохранилась добрая память о правлении Писистрата. Он был мягок и щедр, старался угождать народу. Однажды кто-то, обидевшись на него, вызвал его в суд, и Писистрат исправно пришел держать ответ, но обвинитель оробел и сам не явился. А пока был жив Солон, Писистрат оказывал ему великое почтение и во всем спрашивал его совета.
Один юноша влюбился в дочь Писистрата и до того дошел в своей страсти, что поцеловал ее на улице. Жена Писистрата возмутилась и попросила мужа наказать дерзкого. Писистрат ответил: «Если мы будем наказывать тех, кто нас любит, то что же нам делать с теми, кто нас не любит?» – и выдал дочь замуж за этого юношу.