Занимательное литературоведение, или Новые похождения знакомых героев

Сарнов Бенедикт Михайлович

– Понимаю, Уотсон, понимаю. Прекрасно вас понимаю и целиком разделяю ваши чувства. Я, конечно, не всемогущ, но это ваше желание я, как мне кажется, осуществить смогу.

– Вы имеете в виду мое желание положить в основу нашего расследования "Войну и мир"?

– Нет, Уотсон! Я имел в виду совсем другое, тайное, не высказанное вами ваше желание. Признайтесь, вы ведь хотели бы, чтобы роман Толстого кончался иначе? Чтобы все его герои остались живы и были счастливы? Ведь так?

– Ну да, конечно. Но это мое

желание, увы, невыполнимо. Я и сам прекрасно это понимаю. Не станете же вы ради меня переписывать "Войну и мир". Исправлять самого Толстого... Да ведь это профанация! Вряд ли в целом свете отыщется хоть один человек, который осмелился бы...

– Представьте, такой человек нашелся. Он взял на себя смелость закончить "Войну и мир" именно так, как хотелось бы вам. Да и не только вам. Тут вы не одиноки, мой милый Уотсон! Читателей, жаждущих счастливого конца для всех героев толстовского романа, на свете более чем достаточно. Вот поэтому-то тот человек, о котором я вам толкую, очевидно, и решил поначалу... Впрочем, не будем опережать события... Собирайтесь!

– Куда"?

– В "Войну и мир" Льва Николаевича Толстого.

Очутившись в финальной сцене "Войны и мира", сочиненной человеком, имя которого Холмс не пожелал ему назвать, Уотсон не переставал утирать слезы умиления.

Изгнавшие Наполеона российские воины праздновали победу. В ожидании выхода главнокомандующего Николай Ростов и князь Андрей Болконский обменивались дружескими рукопожатиями и только что не кидались друг другу на шею.

– Я счастлив, что мы с вами друзья, князь!
– говорил Николай.

– Это больше, чем дружба!
– с несвойственной ему пылкостью отвечал обычно такой сдержанный в проявлении своих чувств князь Андрей.

– Вы правы!
– воскликнул Николай.
– Я - счастливейший человек. Вот письмо от Marie, она обещает быть моею. Я приехал в штаб, чтобы проситься на двадцать восемь дней в отпуск: я два раза ранен, не выходя из фронта. А это... Позвольте вам представить: мой брат Петя. Он партизанил с Денисовым... Простите, на радостях я даже не спросил вас - как вы? Здоровы?

– Вполне, - отвечал князь Андрей.
– И твердо намерен проситься опять в службу, и только в полк. Кстати, готов составить протекцию и вам, и вашему младшему брату. Я был бы счастлив, ежели бы мы все оказались вместе.

Трудно сказать, как ответил бы Николай на это предложение князя Андрея, но его опередил Петя.

– Нет! Нет!
– закричал он.
– У нас геройская фаланга! У нас - Тихон! Спасибо вам, князь. Но я и слышать не хочу ни о какой другой службе. Я ни за что не уйду от Денисова!

– Внимание, господа!
– сказал князь Андрей.
– Вышел светлейший. Слышите? Он обходит войска.

И в самом деле, издали послышался голос Кутузова, встречаемый все приближающимися возгласами "Ура!"

Вот уже он совсем

близко от наших героев. Теперь отчетливо слышно каждое его слово.

– Поздравляю с победой, дети мои!
– говорит старый фельдмаршал.
– Из пятисот тысяч французов нет никого! И Наполеон бежал... Благодарю вас... Бог помог мне... Ты, Бонапарт, волк, - ты сер, а я, брат, сед...

В ответ на эту реплику раздается громовое "Ура!". Но на фоне множества голосов все же отчетливо слышен захлебывающийся, срывающийся голос Пети. Общее "Ура!" смолкает, но Петя все не успокаивается и продолжает один тянуть свое звонкое, восторженное "Ура-а!".

– Петруша, все уже перестали, - пытается урезонить его Николай.

– Что мне за дело. Я умру от восторга!
– в упоении отвечает тот.

– Ну-с, друг мой! Что скажете? Такой финал "Войны и мира", я думаю, вам должен понравиться больше, чем прежний, - весело обратился Холмс к Уотсону, когда они остались одни.

Но Уотсон был явно разочарован и даже не пытался скрыть своего разочарования.

– Нет, Холмс... Это никуда не годится... Все, что вы тут сейчас нагородили, это... Право, не обижайтесь на меня, дружище! Как говорится, Платон мне друг, но истина...

– Не обижаться?
– изумился Холмс.
– Помилуйте, друг мой! С какой стати я должен на вас обижаться?

– Как?
– еще более изумился Уотсон.
– Разве не вы автор этого благостного финала великой книги? Я с самого начала был уверен, что тот таинственный незнакомец, чье имя вы не пожелали мне назвать, что этот храбрец, рискнувший исправить самого Толстого... Я полагал, что только вы один могли осмелиться...

– Хорошего же вы, однако, мнения обо мне.

– Теперь, когда выяснилось, что вы к этому безобразию не имеете никакого отношения... Ведь это так? Вы меня не обманываете?.. Так вот, теперь я могу уже не дипломатничать... Дорогой Холмс! То, что я сейчас увидел, это так плоско, так, простите, беспомощно...

– Помилуйте!
– возмутился Холмс.
– Но ведь это была именно ваша идея. Ведь это не я, а именно вы мечтали о счастливом окончании романа.

– Да, но я мечтал о том, чтобы это счастливое окончание сочинил сам Толстой. Если бы это сделал он, с присущими ему гениальностью и мастерством, картина была бы совершенно другая.

– Вы уверены?

– Ни секунды в этом не сомневаюсь!

– В таком случае взгляните сюда.

Холмс поднялся с кресла, снял с полки увесистый том и протянул его Уотсону.

– Что это?
– не понял Уотсон.

– Раскройте эту книгу. Там все написано.

Уотсон послушно развернул книгу и прочел то, что было написано на ее титульном листе:

ЛИТЕРАТУРНОЕ НАСЛЕДСТВО. ТОМ 94-Й.

ПЕРВАЯ ЗАВЕРШЕННАЯ РЕДАКЦИЯ РОМАНА

"ВОЙНА И МИР"

– Что это значит?
– спросил он.