Заноза Его Величества

Лабрус Елена

— Старая Аката или молодая?

— Старая, старая. Бабка Катькиной подружки, что торгует снадобьями по баснословным ценам и делает дурацкие предсказания.

— И что же она вам сказала?

— Посмотрела, как на пустое место и изрекла, — вскидываю я голову, вспоминая жест высокомерной старухи. Даже в ведьме было меньше спеси. — Наплачешься.

— И что это значит? — моргает фей.

— Понятия не имею. Я такие предсказания и сама делать могу. Пачками. Напляшешься. Накашляешься. Начихаешься, — размахиваю я руками направо-налево. — Думаешь,

от разговора с твоей Катькой будет больше толку? Сомневаюсь, — отвечаю за него сама. Задохнувшись от нахлынувших чувств, отворачиваюсь и, стянув на груди кофту, бесцельно таращусь в распахнутое окно.

«Унылая пора, очей очарованье» — тут же приходят на ум бессмертные строки. И навевает их побуревшие, словно постаревшие, уставшие, осунувшиеся от дождя холмы.

И сердце моё рвётся подальше отсюда. Нет, не домой.

К тому, который сейчас где-то там, так далеко от меня, за этими холмами.

С которым нам вместе осталось так мало.

Который скучает так же невыносимо по мне, как и я по нему.

— Дарья Андреевна, — теребит меня за руку Карл.

— Что тебе? — даже не смотрю я на него.

— Эта вещь, что принадлежала вам. Это была бирка. Кусочек клеёнки с продетым в неё бинтиком. Там было написано: «Смирнова. Мальчик». Дата, время, рост, вес.

Я открываю рот, чтобы сказать, какие же они сволочи. Что нет у них ничего святого, но не нахожу слов, закрываю его, а потом снова открываю:

— Да как вам…? Да что б вы все…

Взять бирки умершего ребёнка. А я думала муж их сжёг. А это мерзкие зелёные людишки. Мелкие вороватые твари.

— Ты хоть представляешь себе, что это? То, что вы стащили…

— Это не я. Дарья Андреевна! — уворачивается он, когда я пытаюсь прихлопнуть его как муху, и залетает в комнату. — Мы взяли только одну. Потому что именно так это и работает.

— Ну, да, конечно, — душат меня слёзы, и чтобы чёртов фей их не видел, я снова отворачиваюсь к окну. — Любовь. Жизнь. Смерть. И всё в одном кусочке клеёнки.

— Дарья Андреевна! — что-то ещё верещит в своё оправдание он.

— Отвали, Карл! — запахиваю я поплотнее кофту.

Отвалите все! Плевать мне сейчас на всё и на всех.

Даже острее, чем боль за потерянного когда-то ребёнка, сейчас меня душит тоска. Невыносимая осенняя тоска и острый приступ одиночества, которым меня всегда накрывает с наступлением этой дождливой поры.

«Осень!» — пронзает меня осознание того, что на самом деле происходит.

— Чёрт, это же осень! — ошарашенно смотрю я на изменившие цвет холмы. — Да заткнись ты, Карл! Плевать уже на это, — хватаю я его за руку, пока он всё пытается оправдаться, и разворачиваю носом вдаль. — Это осень, Карл!

— Это просто дождь, — даже не вырывается он. — Просто долгий дождь.

— Нет, мальчик мой. Я вижу это каждый год. Это — осень! Похоже, ты не просто нарушил запрет на перемещения. Ты нарушил запрет на холода.

— Мой отец сказал: запрет на перемещение нематериальных сущностей.

— Поздравляю, дружок!

Твоя сумасшедшая Катька была права: нас ждёт зима.

— Зима?! — застывает Карло, ошалело уставившись в окно.

— Как ты там сказал: я зря заставила чистить камины? — усмехаюсь я. — Боюсь, это было самое полезное из моих решений, Карл. Фелисия! — ору я в сторону двери, даже не удосуживаясь отойти от окна.

— Да, Ваша милость, — является она через несколько секунд.

— Собирай чемоданы. Я еду в Аденантос.

— Ваша Милость, вы не можете…

— Выполняй. Немедленно. И если ещё раз мне кто-то скажет, что я могу, а что нет, — подхожу к ней вплотную, — поколочу собственноручно.

Глава 35

Наверно, вид у меня был не просто решительный — угрожающий. Зверский. Потому что против ничего не пикнул даже генерал Актеон, когда я сказала, что беру с собой Зенона, Грифа и столько людей, сколько Белоголовый посчитает нужным. И отправляемся мы в Империю немедленно.

И да, наверно, он, возможно, очень расстроился, что ему пришлось отложить его «уличные бои» из-за моего внезапного отъезда, но потерпит. Плевать.

Плевать, что едем в ночь. Плевать, что дождь. Плевать на всё, потому что никогда ни в чём я не была уверена, как в том, что должна ехать. Что король первым должен узнать, что будет зима. Потому что по сути это надвигающаяся катастрофа и к ней надо готовиться. И начать это делать уже вчера.

И я бы придумала эту зиму, чтобы увидеть моего короля. Но с другой стороны, зачем мне повод? Я бы поехала и так.

— Я готова! — натянула на себя обе свои кофты и «благородный» зипун с оторванной завязкой.

Фелисия распричиталась, что нельзя ехать без слуг и камеристок, и что сборы займут у неё два дня. Я дала ей десять минут. Она справилась за полчаса.

Положила мне смену вещей, да и то на всякий случай. Потому что в моих планах просто поговорить с Георгом, обрадовать его, оставив след в летописи (и лучше в обратном порядке) и сразу вернуться. Главное, про зиму не забыть сказать.

Просто увидеть его, как Париж, и… уехать, так как умирать мне ещё никак нельзя.

Пока приехал Гриф и запрягал коней Зенон, я собственноручно помогала на кухне упаковать немного еды в дорогу.

— Присматривай тут за ними, пока меня не будет, — ерошу я волосы знакомого белобрысого пухлого мальчонки, что взялся проводить меня с кульками до кареты. И торжественно вручаю ему в качестве обещанного когда-то вознаграждения золотой. — Тебя как зовут-то?

— Вит, — оглянувшись, тут же прячет он тяжёлую монетку. — На самом деле Витард, но друзья зовут меня Вит.

— В общем, раз уж мы теперь друзья, Вит, — наклоняюсь к самому его уху, — присматривай тут за всеми. Расскажешь мне потом кто тут чем занимался и о чём шепчутся у меня за спиной. Ну, ты понимаешь, по-дружески. Оплата та же.