Заноза в драконьей лапе

Хант Диана

Итак, звали его…

– …Сэнсэй Великий Оларэтраи ла Морт Верлибен Гроссенхандеррр. – С набитым ртом сообщил перемазанный Осьминожка. – Можно просто Сэнсэй. Сэнсэй Великий. Да, так определённо лучше… Мне нравится! Омномномном…

– В моём мире слово «сэнсэй» переводится, как учитель, – задумчиво протянула я.

– Судя по всему, в твоём мире живут достойные люди. – Окончательно войдя в образ, соблаговолил изречь Осьминожка. – Да, хозяйка, раз уж ты припёрла меня к стенке и вынудила

назвать своё имя (эх, если бы каждого можно было припереть к стенке двумя килограммами шоколада) Сэнсэй Великий будет в самый раз…

– Будешь Сеней. – Фыркнула я, положив конец дискуссии.

– Как так можно?! – Тут же развопился помощник. – Это нечестно! Такое имя исковеркала! Варварка!

– Или, как нарёк тебя принц, Вьюнцом.

…Мой первоначальный диагноз о биполярном расстройстве психики вызволенного мной Художника подтвердился. Целиком и полностью.

Ведь помощник с биполярочкой – именно то, что нужно при обустройстве в новом мире. К тому же это невероятно увлекательно: пытаться предугадать момент, когда зайку-солнышко-Рыбёшка, готового на всё ради любимой хозяйки, от помощи в салоне до добычи алого жемчуга, сменит злой на весь мир Осьминожка, которого все задолбали, и который только и выжидает удачный момент устранить угрозу на пути любимой хозяйки путём её (угрозы, а не хозяйки) пожирания.

Подкупало, что в обоих вариантах я значилась хозяйкой. И ещё больше – что любимой. Тут, насколько я разобралась, а мне как спецу, интересно было, биполярочка была бессильна – в игру вступала магия! А также то обстоятельство, что именно я рыбку освободила.

И… накормила.

Там… нечаянно получилось.

Если б спасённый мной Рыб не превратился вдруг в мальчика…

В очень грустного мальчика…

Который так жалобно смотрел печальными, полными слёз глазами и просил кушать…

Нет, Ведьмин совет про «не кормить» я помнила.

Но это был ребёнок! Маленький… и такой худенький!..

И этот милый малыш. Был. Голоден.

Я не осьминог, у меня не три сердца, а всего одно.

Разорвётся от жалости – другого не выдадут, решила я, беря дитя за руку и направляясь в «Поплавок», судя по отзывам, лучший трактир на острове… Был. В общем, в тот вечер пришлось долго объяснять, что мой помощник – на самом деле тихоня и милашка. Где-то очень глубоко внутри…

Помимо имени я вытянула из Сени признание, что он-таки больше Осьминожка, чем Рыбёх. Ипостась рыбки была искусственной, вторичной, приобретённой в плену, где была прикреплена магически. Так или иначе, на «подарок» Вьюнец был не в обиде, а наоборот, сохранил, как он сам выражался, «на память!» и пользовался им вовсю. От факта, что по мере скоропалительного взросления (эх, надо было Коралл слушать!) умилительная рыбёшка произрастала как минимум, в акулу, Сэнсэй Великий был без ума.

Так уж вышло, что у осьминогов три сердца.

Этим, по всей видимости, и объяснялась ветреность капризного существа.

Не переставая

клясться мне в любви, и не скрывая при этом, что любят меня не только как хозяйку, Сеня, – стоило только нам открыться – принялся вовсю строить глазки клиенткам, а кому-то и назначать свидания, что было уже ни в какие рамки.

Надо отдать «профессиональным стараниям помочь нам выбиться в люди» (нахал именно так аргументировал!) должное – наплыв в те дни был просто запредельным. Сеня, зараза, только ресницами хлопал, упрекая меня в жестокости и предвзятом отношении, мне же пришлось нафиг не упавший наплыв разгребать. Мало мне было Сени с его истерикой, так в ещё салон принялись штурмовать игриво настроенные дамочки, «милашку-пирожочка-симпампулечку-Сенечку» и, разумеется, требующие его немедленно. Не хватало ещё, чтобы обвинили в содержании притона и прикрыли к морской матери…

Пришлось закрывать салон, объявлять выходной для всей команды и долго, изо всех сил стараясь не раздражаться и не скатываться в скандал доносить до помощника: флирт на рабочем месте – табу!

А уж плавки-стринги и подавно.

Спустя бурный водопад доводов «Я хотел, как лучше!», «Почему мне всё запрещают?», «Так нечестно!», «Ну почему мне нельзя делать то, что я хочу?», «Я протестую!», «Они сами пришли, не виноватый я!» и прочее в подобном духе, удалось, наконец, добиться от Сэнсэя Великого обещания, что «строенья глазок» и прочего «харрасмента» на рабочем месте – а также на расстоянии ста метров от салона – больше не будет. с

Одарив меня напоследок взглядом императора в изгнании, Сеня с высоко поднятой головой удалился в свою комнату, – настоящий мини-дворец с ложем-ванной посреди и кружевными кораллами по водным стенам…

…Где и просидел, обуреваемый смертельной обидой, весь день.

Вышел только вечером, аккурат во время записи тюленихи, которая клеила ласты к моему помощнику, не стесняясь даже моего присутствия. Как назло, муж мадам, господин Ластоног, заведовал местной санэпидемстанцией, и ссориться с ним ну совсем не хотелось.

И вот, чего мне стоило убедить мадам, что Сени нет, где – неизвестно, когда будет тем более и вообще у него сегодня выходной, знаю только я, как является… Сеня.

Собственной персоной.

И в каком виде!

Нет, костюм, жадно обхватывающий гибкий, и, чего уж там, мускулистый стан помощника, был верхом приличия и в некоторых местах даже стиля (позже выяснится, что над шедевром целый день трудились парящие рыбки, которых нахал утянул прямо у меня из-под носа и нещадно эксплуатировал, добиваясь нужного эффекта).

В отличие от тех же плавок.

А эффект производил покруче. Да что там «покруче» – плавки нервно переминались с ниточки на ниточку в стороне.

Было только одно «но». Приличным в костюме было всё, кроме верха. Тёмная, мерцающая огненными паттернами ткань прикрывала рёбра и… на этом всё.

Плоский и загорелый живот, с симметричными, чётко очерченными кубиками пресса, был представлен на всеобщее (ладно, наше с тюленихой) обозрение. Вместе с косыми мышцами живота и манящими ямочками позади, над таинственно мерцающей кромкой брюк…