Занятные истории

Судникова И. В.

Скоро Петру стало жаль Татищева. Выглянув из окна, он закричал:

– Полно! – и поехал в Адмиралтейство.

А проказник между тем отправился к Екатерине. Государыня выразила ему свое сожаление по поводу наказания и сказала:

– Как ты дерзок! Забываешь исполнять то, что приказывают.

Татищев, не входя в дальнейшее рассуждение, бросился ей в ноги.

– Помилуй, матушка-государыня! Заступи и спаси. Ведь секли-то не меня, а подьячего Замятина.

– Как Замятина? – спросила государыня с беспокойством.

– Так,

Замятина! Я, грешник, вместо себя подвел его.

– Что ты это наделал! Ведь нельзя, чтоб государь твоего обмана не узнал: он тебя засечет.

– О том-то я тебя и молю, всемилостивейшая государыня! Вступись за меня и отврати гнев его.

– Да как это случилось?

– Ведь под батожье-то ложиться невесело, – отвечал Татищев, стоя на коленях, и рассказал все, как было.

Государыня, пожуря его, обещалась похлопотать. К счастью, государь приехал с верфи очень веселый. За обедом Екатерина заговорила о Татищеве и просила простить его.

– Дело уже кончено. Он наказан и гневу моему конец, – сказал Петр.

Надо заметить, что если Петр Великий говорил кому-нибудь: «Бог тебя простит», – то этим уже все прощалось, будто ничего и не было. Этих-то слов и добивалась государыня.

Немного погодя она опять попросила, чтобы государь не гневался более на Татищева. Петр промолчал. Она в третий раз заговорила о том же.

– Да отвяжись, пожалуйста, от меня! – сказал, наконец, царь. – Ну, Бог его простит.

Едва были произнесены эти слова, как Татищев уже обнимал колени Петру, который подтвердил свое прощение. Тогда Татищев признался, что сечен был не он, а Замятин, и в заключение прибавил:

– И ничто ему, подьячему крючку.

Шутка эта, однако, не понравилась государю.

– Я тебе покажу, как надобно поступать с такими плутами, как ты! – сказал он, берясь за дубинку. Но тут Екатерина напомнила, что он уже именем Божиим простил виновного.

– Ну, быть так, – сказал государь, останавливаясь, и приказал рассказать, как было дело. Татищев чистосердечно, не утаивая ничего, все рассказал. Призвали Замятина, и он подтвердил, что это правда.

– Ну, брат, – сказал государь, – прости меня, пожалуйста! Мне тебя очень жаль, а что делать? Пеняй на плута Татищева. Однако ж я сего не забуду и зачту эти побои тебе вперед.

Впоследствии Петру Великому пришлось сдержать свое слово. Замятин попался в каком-то преступлении, за которое следовало его судить; но царь решил, что так как некогда он понес незаслуженное наказание, то следует вменить ему оное как понесенное за нынешнее преступление.

* * *

Балакирев, любимый шут Петра I, известен тем, что своими шутками, не боясь гнева Петра, постоянно высказывал ему правду в глаза, и этим, можно сказать, благодетельствовал России; благодаря ему и его шуткам открывалось царю много такого, что осталось бы в неизвестности.

Однажды Петр Великий, интересуясь общественным мнением

о новой столице, спросил Балакирева, какая молва народная ходит про новорожденный Петербург.

– Батюшка, царь-государь! – отвечал любимый шут, – народ говорит: с одной стороны море, с другой – горе, с третьей – мох, а с четвертой – ох!

* * *

Один из придворных страшно страдал зубами; придворный этот был большой говорун. Вот он обратился к Балакиреву, не знает ли тот средства, как унять боль.

– Знаю и причину, знаю и средство, – сказал в ответ Балакирев.

– Скажи, ради Бога.

– У тебя болят зубы оттого, что ты их очень часто колотишь языком – это причина.

– Оставь глупости, пожалуйста, говори, какое на это средство?

– А средство – чаще спи и как можно более.

– Почему так?

– Потому что язык твой во время сна находится в покое и не тревожит зубов.

* * *

Один раз Петр Великий так был рассержен Балакиревым, что прогнал его совсем, не только с глаз долой, но вон из отечества.

Балакирев повиновался, и его долго не было видно.

По прошествии времени, Петр, сидя у окна, вдруг видит, что Балакирев с женою едут в своей одноколке мимо его окон.

Государь, рассердился за ослушание и, выскочив на крыльцо, закричал:

– Кто тебе позволил, негодяй, нарушать мой указ и опять показываться на моей земле?

Балакирев остановил лошадь и сказал:

– Ваше Величество! Не спорю – лошади мои ходят по вашей земле, но их вы и не лишали отечества, а что касается меня с женой, то мы сидим на своей земле.

– Это как так?

– Весьма просто и обыкновенно: извольте посмотреть, вот и свидетельство на покупку земли. – Балакирев при этом подал царю бумагу.

Государь увидел на дне одноколки с пуд земли и прочел свидетельство о покупке, засмеялся и простил Балакирева.

* * *

Государыне Екатерине I давно хотелось видеть жену Балакирева, и потому она не раз просила шута привести ее во дворец, но Балакирев все почему-то медлил с исполнением воли императрицы. Однажды государь был очень скучен и сидел в своем кабинете; им овладевала хандра; входить в это время было нельзя и даже опасно. Балакирев, не зная на этот раз другого средства вывести государя из тяжелого положения, отправился к жене.

– Жена! Государыня тебя требует во дворец… скорей одевайся… царская одноколка у крыльца дожидается.

Жена Балакирева была очень удивлена этим предложением, она к тому же никогда не была во дворце; все заставило ее поскорее одеться, чтобы не упустить случая представиться царице.

– Послушай, жена! Как только ты приедешь к царице, то не забывай, что она немного глуха, и потому старайся, говоря с нею, кричать… Государыня на тех обижается, кто говорит с нею вполголоса, – она ничего разобрать не может.