Заоблачная. Я, ведьма
Шрифт:
— Всё тихо.
Агей жестом пригласил их присоединиться к трапезе, которую шустрый Рамон сервировал возле лежанки. Света с Захаром уже устроились чуть поодаль, поедая каждый по куску ветчины, Олена с ворчанием намазывала густое жёлтое масло на ломти хлеба, а Яна подавала ей нарезанный острым перочинным ножиком сыр. При виде гигантских бутербродов у меня в животе начался симфонический оркестр, и, похоже, все его услышали. Агей с усмешкой присел рядом:
— Проголодалась? Неудивительно!
Его рука ненавязчиво скользнула по моей талии, и я ощутила жар от его тела. Смутившись, отодвинулась,
— Ты так эротически ешь, что я сейчас умру от желания!
Я покачала головой. Этот волк безнадёжен! Он мне нравился больше, когда не проявлял столько внимания к моей скромной персоне.
Все вокруг увлечённо чавкали, молча и со вкусом, и в этот момент на белый свет вылезла Дала:
— Где мы?
— Выспалась? — едко спросила я. — Мы тут в полной ж…, а она дрыхнет в моей башке!
— Я так вам полезна! — в том же духе ответила близняшка. — Что со мной, что без меня — одна фигня!
Агей возразил:
— Неправда, ты можешь быть очень даже полезной! Например, патрулировать, пока мы спим.
Дала хмыкнула, покачиваясь в воздухе:
— Ну да! Я до смерти боюсь этой красноглазой нечисти, помру от разрыва сердца, если увижу хоть одну!
— Ты не можешь умереть, Балда Ивановна! — фыркнула я, проглотив последний кусок бутерброда. — И сердца у тебя, как такового, нет!
— Откуда ты знаешь?! — обиделась Дала. — Ты что, специалистка по химерам?
Олена шикнула на нас, поправляя покрывало на тихонько сопящем Весене:
— Разгалделись, сороки! Лучше бы спали, а то завтра стонать начнёте, когда придётся идти!
— Мне без разницы! — быстро ответила Дала. — Я стонать не буду!
— Я буду, — буркнула я, откидываясь на покрывало. Ноги уже начало крутить от ходьбы, голову заволокло туманом, и я свернулась в клубочек, спасаясь от холода. Тёплые руки обняли меня, большое тело прижалось сзади, согревая. Хоть на земле и было твёрдо, я закачалась на мягких волнах, уплывая в страну снов…
Мрамор повсюду. На стенах, на полу, на потолке. Высоченные колонны. Свечи, тысячами облепившие низкие столики. В темноте не разглядеть очертания огромной залы, видно лишь то, что огонь свечей любезно показывает глазам. И холод, всепроникающий, внутренний, от которого не спрячешься под тёплой одеждой.
«Это только сон!» — попыталась успокоить саму себя я, но верилось с трудом. Нежить, жравшая оборотней в таверне, тоже показалась мне глюком. А что из этого вышло?
Я сделала несколько шагов по скользкому мрамору, дрожа от холода и нехорошего предчувствия. И увидела трон. Хорошенький такой, миленький трончик, монументальный, с высокой спинкой, сложенный из костей. Надеюсь, не человеческих! И пустой. Только потом я заметила маленькую, съёженную женскую фигурку на полу, прислонившуюся к одной из ножек. Но раньше у девушки были светлые кудряшки и голубые глазки куклы Барби. Теперь волосы стали чёрными, как смоль, а радужки горели алым пламенем.
Жанна смотрела с неожиданной для неё ненавистью, исподлобья, словно обвиняя меня в чём-то. Мне стало ещё страшнее. Что с
Я хотела приблизиться к ней, но не могла больше и шагу ступить — словно уткнулась в невидимую преграду, мягкую и пружинящую, как резина. Жанна неожиданно оскалилась, приподняв верхнюю губу и показав длинные острые клыки. Вампир? Её превратили в вампира? Зачем? Ибо кто, я уже себе слегка представила, но зачем?! И вдруг услышала голос:
— Уходи… Оставь меня одну!
Голос тоже принадлежал Жанне, но со всеми остальными превращениями стал низким и шипящим. Я снова попыталась подойти к ней, но была отброшена назад одним лёгким взмахом наманикюренной ручки. Мне не хотелось верить, но ведьма прогоняла меня. Тихонько я произнесла её имя, надеясь привести в себя. Однако ничего не вышло. Жанна оскалилась пуще прежнего и зашипела, точно целый клубок змей:
— Убирайс-с-ся проч-чь!
Вот же, блин, упёртая! Сама меня вызвала в сон — больше некому! — а теперь прогоняет! Нет уж, я тоже не из робких! Резиновую преграду бы только преодолеть…
Чьи-то цепкие руки схватили меня за плечи, легко приподняли над полом, и шуршащий по-змеиному голос ехидно шепнул на ухо:
— Зачем пожаловала? Хочешь к подружке на цепь? Могу устроить!
Я обмерла от ужаса. Сделала, как маленькие зверюшки, — притворилась мёртвой. Не по своей воле, само вышло. Эта жуть просто-напросто лишила меня всяческих сил. Думаю, если бы увидела его лицо, то точно умерла бы от разрыва сердца, как Дала говорила… Дала!
Вспомнив о близняшке, я со всей дури завопила её имя. Вслух или в голове — не скажу, всё равно это сон! И Дала примчалась тут же, словно только этого и ждала. Вокруг нас завертелся белый вихрь, с такой скоростью, что у меня в глазах зарябило, а потом из него вылезла ужасная рожа с красными глазницами, как у сенбернара, с оскалом вместо улыбки, и громко сказала одно-единственное: «Бу!»
Я немедленно шлёпнулась на пол, ибо когтистые лапы выпустили меня. Наверное, даже не от страха, а от неожиданности. Ну кто бы ожидал увидеть вот такое безобразие? Не знаю, как именно, но близняшка проделала мой коронный фокус: пугалку коридорную. Да, мы так забавлялись в интернате в далёком детстве! Заматывались в простыни и ходили из комнаты в комнату, шугая мирно спавших девчонок. У меня замечательно выходило выворачивать веки и имитировать клыки бумажными насадками…
Я очнулась (проснулась?) совсем не в месте привала. На травке посреди освещённой луной полянки. Вся в росе. С клацающими от холода зубами. В обшем, полный трындец! И ещё это привидение с вывернутыми веками надо мной мечется и причитает:
— Сумасшедшая! Сумасшедшая! Сумасшедшая!
— Хорош уже! — рявкнула я и развила мысль: — Давай что-нибудь новенькое скажи!
— Дура! Конченая! — Дала, наконец-то, вспомнила про другие слова. — На всю голову больная! Запереть в психушке и ремнями привязать снова! Как так можно?!
— Да ты чего всполошилась-то? — я поднялась с травы, пытаясь отряхнуться от росы, но только вымокла ещё больше. — Что случилось? Это был сон…
— Да конечно! Два сна! Три! Ты лунатик! Ты в курсе, где мы?