Заоблачная. Я, ведьма
Шрифт:
Агей одним ударом лапы сшиб два скелета, повисших на мне, толкнул меня в сторону и бросился на помощь Алконост. Я упала на пятую точку, оглушённая чужими мыслями и эмоциями, не понимая ничего, не отдавая себе отчёта в бездействии…
— Бесполезные тупые идиоты! Кончайте их уже! — Кощей эффектно щёлкнул пальцами, и из тумана на помощь нежити появилось чудовище. Мои несчастные нервы не выдержали напряжения, и я разрыдалась. Слёзы катились из глаз не переставая, заливали нос, рот, я забыла, как их вытирать, и только всхлипывала, как ребёнок. Монстр
Чудовище встало на задние лапы и заревело так громко, что уши заложило. Медведь! До того, как стал упырем, это был медведь! Оборотень… Такого размера… Лапы громадные, могут перешибить Кощея одним ударом! Но им не справиться с тремя летучими мышами…
— Па…Папа! — пролепетала я тонким голосом, и это озарение внезапно вернуло мой мозг на место. Они убили моего папу, но он не умер, а превратился в упыря! Тринадцать лет он служит Кощею! Тринадцать лет! Охраняет убийцу мамы… Играет домашнюю собачку… Папа, нет, о нет!
— Папочка, — позвала я. Мой голос дрожал, в горле снова встал противный ком, слёзы застилали глаза. Я вытерла их тыльной стороной руки и огляделась. Папы больше нет. Папа умер много лет назад. У этого чудовища папина душа в плену уродливого тела…
— Чего ждёшь? Убей её! — нетерпеливо бросил Кощей, поводя лысой головой. Уродливый медведь двинулся ко мне, размахивая лапами, из которых торчали длинные, остро заточенные когти. Я помотала головой в отчаянной попытке достучаться до папиного сознания:
— Папа, это я, Лада, твоя дочь!
«Знай, что мы уже мертвы, ты только спасешь наши души…»
Я не хочу! Но так надо, папа… Колышек, один из тех, что принёс Алим, удобно ложится в руку. Он гладкий, отполированный не то наждачкой, не то ладонями. Он длинный и тяжёлый, оттягивает пальцы. Я должна. Я не хочу, но должна!
Медведь бросается на меня, и я зажмуриваюсь. Выставив кол вперёд. Я сейчас умру! И почти умираю, когда огромная туша падает на меня. Задыхаюсь. Пытаюсь сбросить ее. После долгих попыток мне это удаётся. Как легко кол вошёл в левую сторону груди! Кровь. Вокруг кровь, на моих ладонях, на мне, на полу. Она течёт из пасти медведя. Зверь хрипит, рычит, стараясь дотянуться до убийственной деревяшки, но лапы не слушаются его.
— Папа…
Мне трудно дышать. Словно это в мою грудь воткнули кол. Я с усилием встаю на колени подле распростёртого тела медведя. Шерсть медленно втягивается в кожу, оборотень превращается в человека, и мне больно. Мой папа… Мой папочка… Ушки…
Ярость рождается в животе, крутит внутренности, требуя выхода, требуя мести, немедленной и беспощадной. Боль вплетается во все остальные эмоции, мне жарко… Мне так плохо, что единственная возможность не умереть сейчас — это выплеснуть переполняющие меня чувства, опустошить
И я кричу. Уши закладывает от свиста, грохота, звона разбитого стекла, от жутких воплей нежити. Я не знаю, что происходит, но мне уже не страшно. Мне надо убить Кощея.
Он налетает на меня, в своём истинном облике, и без того уродливые черты свинячьей морды искажены злобой! Но серебристые нити тянутся из моих пальцев, хлещут его, стегают куда попало, и он визжит, крутится вокруг, не смея подобраться ближе. А я всё кричу, и мой вопль приобретает формы:
— За маму! За папу! За Далу!
Я повторяю эту мантру бесконечно, и бесконечно желаю мучить этого монстра! Я не вижу ничего вокруг, но чувствую всё. Как вампалы рвут зубами кожу на сильных крыльях других упырей. Как волк ударом лапы ломает черепа нежити. Как райская птица бьёт крыльями, рассекая кости. Я в каждом из них, а они во мне!
Силы уходят так быстро, что мне трудно стоять на ногах. Ярость высасывает соки из моего тела, и я чётко сознаю, что осталось мне недолго, что если не сейчас, то никогда. Кощея нужно обезвредить сию минуту! И всё ещё не знаю, как это сделать…
Ногу жжёт через карман джинсов — словно зажигалка взорвалась, так горячо и больно. Машинально я хлопаю рукой по ляжке и чувствую пальцами что-то твёрдое. Вытаскиваю кожаный ошейник с тёмным матовым камнем. Ошейник волхва? А почему бы и нет! Что там говорил человек в сером балахоне? «Сам захлестнётся на шее, не даст обратиться и лишит всякой воли.» Все мёртвые души Нави!
Не целясь, почти не видя, куда, я бросаю полоску кожи в Кощея. Выпускаю мысленную ласточку, пусть клювиком донесёт ошейник до монстра! Ещё чуть-чуть! Ну же…
И правда, захлестнулся! Крепко схватил огромную летучую мышь. Которая тут же, прямо на глазах превратилась в маленького сгорбленного старичка с серой кожей, костлявого и лысого.
И наступила тишина.
Звенящая прозрачностью тишина.
В ней раздались глухой дробный перестук — красноглазые скелеты в один миг распались на кости, усыпав белым паззлом плитку пола. Поверженные упыри корчились по углам. Измазанные кровью оборотни подняли головы, не веря своим глазам. Алконост превратилась в панко-гота и, тяжело дыша, смотрела исподлобья на жалкое подобие Кощея.
А потом раздался хрип. Стук тела об пол. Жанна билась в судорогах, словно у неё случился эпилептический припадок. Закатившиеся глаза, напряжённые в струну ноги, струйка слюны изо рта — я видела каждую деталь, словно стояла совсем рядом. Но не отреагировала. У меня ни на что уже не осталось сил.
Словно в тумане, я сползла на пол рядом с папой, обняла его и положила голову ему на грудь, рядом с торчавшим колом. Мимо меня мелькали человеческие ноги и звериные лапы. Раздалось надрывное хлопанье крыльев — Алконост вылетела через разбитое окно с тяжёлой ношей в когтях. Мне было уже не до них. Остаток сил покинул меня, в глазах родился туман, чернота обняла мягким покрывалом и закачала в кисельной колыбели…