Запад против Востока. 2500 лет первой битве
Шрифт:
Преподаватель Московского педагогического университета неслучайно ссылается на известного американского историка. В своих трудах профессор Стэндфордского университета Виктор Дэвис Хансон (род. 1953) всячески развивает упомянутую гегелевскую концепцию. По его мнению, Саламин «навсегда сделал европейскую цивилизацию тяготеющей к политической свободе и экономическому либерализму. И что бы ни говорилось о достоинствах и недостатках современной цивилизации Запада, но тенденции к укреплению демократии, всемерному расширению прав и в то же время к дальнейшему ослаблению гражданской ответственности реализуются в рамках мобильной, динамичной традиции, обязанной своим существованием давней сентябрьской победе Фемистокла. В конце сентября 480 года Фемистокл и афинские бедняки не только спасли от персов Грецию и нарождавшуюся западную цивилизацию, но и определили будущее того свободолюбивого, изменчивого
Между тем, эта грубая идеологическая схема едва ли соответствует исторической действительности. В такой схеме преднамеренно смешиваются политические и национальные (народные, родовые) начала, под понятием «свобода» понимается исключительно «демократия» и так далее. Точно также в годы Великой Отечественной войны коммунистическая пропаганда производила подобную диффузию, формулируя девиз для сражающихся советских воинов: «За Родину! За Сталина!»
Благодаря подобной философии истории утверждается не только абсолютный приоритет демократических ценностей над остальными, но и необходимость их глобального распространения, в том числе и путем военной агрессии. Тот же Виктор Дэвис Хансон, поддерживая американских ястребов, призывал идти на войну с Ираком «тяжело, долго, без чувства вины, извинений или отсрочки, пока наших врагов больше не станет». В контексте иракской войны он утверждал, что «реальный вопрос состоит в том, будут ли Соединенные Штаты, как и действительно любая западная демократия, все еще обладать моральной ясностью, чтобы определить зло как зло, а затем безраздельно использовать все доступные ресурсы для борьбы с ним до полного искоренения».
При таком агрессивном подходе и произведения классического искусства легко подвергаются модернизации в духе западного «беспокойного и изменчивого» мышления. Так, в 1993 году знаменитый американский режиссер Питер Селларс (род. 1957) поставил на эдинбургских подмостках трагедию Эсхила «Персы». Он надел на персидского царя Ксеркса черный берет иракского диктатора Саддама Хусейна, облачил древнегреческих гоплитов в американскую униформу. Звон железных копий он сравнил с артиллерийской канонадой в ходе военной операции 1991 года по освобождению Кувейта, а солиста древнегреческого хора – с корреспондентом телеканала CNN, ведущим репортаж из печального Багдада:
Азия больше не будетЖить по персидской указке.Профессор Казанского университета Эдуард Рунг (род. 1972) отмечает, что «современные оценки греко-персидских войн имеют долгую традицию и в конечном итоге восходят к оценкам их современниками». Уже тогда древнегреческие писатели и поэты рассматривали этот грандиозный военный конфликт как «извечное» столкновение между Грецией (Европой) и Персией (Азией), и определяли его как борьбу за свободу против персидского порабощения: ведь в случае поражения и пленения каждый эллин становился рабом. Именно такая борьба за личную свободу, а значит и за свободу своего полиса мотивировала участников греко-персидских войн с эллинской стороны.
Об этом свидетельствует и непосредственный участник Саламинского сражения – великий драматург Эсхил (525–456 до Р. Х.), который посвятил битве при Саламине трагедию «Персы». Он первым представил греко-персидские войны как результат столкновения Востока и Запада: «земля Азии выступила против страны Эллады», и указал на истинные намерения персов при вторжении на Греческую землю – «наложить рабское ярмо на Элладу». В его трагедии не было ни слова о демократии и тирании, зато был протест против рабства. Современники Эсхила, видевшие постановку трагедии в 472 году до Р. Х., еще помнили пламенный пеан греков, призывавший сражаться за свободу и отечество: «О, сыны эллинов! Идите, освободите родину, освободите детей, жен, богов отеческих храмы, могилы предков – бой идет теперь за все!». Защита своей земли, своего очага, своей семьи, своего народа – вот истинный императив, которым руководствовались греки в борьбе с вражеским нашествием.
Другой современник Саламинского сражения великий историк Геродот (484–425 до Р. Х.) видел во всех политических системах достоинства и недостатки. Он излагал свои взгляды, пользуясь приемами диалога, когда сторонникам тех или иных идей предоставлялась трибуна. Ярким примером такого подхода являлся изложенный «отцом истории» диспут трех персидских вельмож Отана, Мегабиза и Дария о том, какую политическую систему предпочтительнее
Политическое мышление Геродота было универсальным. Это не значит, что у него не имелось предпочтений. Свобода и закон – вот два столпа, на которых зиждилось его мировоззрение. Свобода в представлении «отца истории» являлась внешней жизненной сферой, в которой существуют независимые греческие полисы, а закон являлся тем порядком, что определяет внутреннюю деятельность этих полисов. Спартанец Демарат заявлял царю Ксерксу, что греки «свободны, но не во всех отношениях. Есть у них владыка – это закон, которого они страшатся гораздо больше, чем твой народ тебя». Именно за эту внешнюю свободу (суверенитет) сражались союзные отряды Эллады во время греко-персидских войн. Политическое устройство греческих полисов, будь оно демократическое или тираническое, в данном случае не имело значения.
Таким образом, причина Саламинской победы таилась вовсе не в превосходстве демократии над тиранией, а в едином патриотическом порыве эллинов, которых сумел сплотить блестящий афинский полководец Фемистокл «Так, острый ум одного человека освободил Грецию, и Европа одолела Азию, – писал о нем древнеримский историк Корнелий Непот. – Была одержана еще одна победа, достойная марафонского трофея: ведь при Саламине произошло то же самое – малочисленные корабли разгромили самый большой на памяти человеческой флот». Великолепное владение тактическим и стратегическим мастерством, а также искусством дезинформации отличали Фемистокла от других военачальников, которые не обладали исключительной способностью быстро принимать решения в непредвиденных обстоятельствах. По мнению древнегреческого историка Фукидида, «это был человек, которому его гений и быстрота соображения сразу же подсказывали наилучший образ действий».
По сути, Фемистокл является символом той самой «свободной индивидуальности», которая, по мысли Гегеля, продемонстрировала превосходство духовной силы над темной массой, торжество демократии над тиранией. Между тем, показательна дальнейшая судьба афинского полководца. Несмотря на особые заслуги перед Афинами и Элладой, афиняне после одержанной победы подвергли его остракизму и изгнанию. По словам Плутарха, «народ изгнал его остракизмом из желания уменьшить его влияние и силу. Этому подвергались все, чье значение казалось опасным и нарушающим демократическое равенство. Остракизм не был наказанием – он служил лишь удовлетворением чувству зависти и утешением для тех, кому приятно унижение влиятельных личностей и возможность вымещать на них свою злобу, оскорбляя их». Подобная «благодарность» была характерна для многих демократических сообществ. Напомним, что новгородское вече изгнало князя Александра Ярославича Невского после его победы над шведским войском на берегах Невы. Причина оказалась такой же – опасность усиления, говоря современным языком, бонапартистских тенденций.
Последующая история «спасителя Эллады» изобиловала поразительными метаморфозами. Преследуемый афинянами и спартанцами, которые пригрозили ему смертной казнью за предполагаемую измену, он бежал в Азию, где явился к своему давнему врагу – персидскому царю Ксерксу, обещавшему за его голову огромное вознаграждение. Ошеломленный царь, видя перед собой распростертого ниц противника, проявил подлинное превосходство духовной силы – простил ему поражение при Саламине и пожаловал в управление три города. Стремясь проверить преданность нового подданного, Ксеркс предложил Фемистоклу возглавить новое вторжение в Грецию, но храбрый полководец решительно отказался выполнить царское пожелание, заявив, что никогда не поднимет меч на родину. Не видя перед собой иного выхода, он попытался принять яд. Этот поступок еще более возвысил афинского героя в глазах самодержца, и тот отменил поход на Элладу. Фемистокл был осыпан царскими милостями.