Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг

Суверов Евгений Васильевич

— Товарищ прапорщик, это не я, это свинья!

— Залепи дуло, урод. Я вас научу беречь казенное имущество. Родина вас поит, кормит, одевает, а вы, сволочи…

Из каптёрки раздавались глухие удары и всхлипывание солдатика. После этой экзекуции у провинившегося вся грудь была синяя, пуговица расплющена, как кувалдой.

Пару раз мне довелось пасти коров. Житель я городской, но с этой задачей справился успешно. Луга вдоль Днестра, мирно жующее стадо коров, масса улиток, ползущих в траве и я, в старой выцветшей форме (на грязные работы мы одевали подменку),

с кнутом, не хватало лишь пастушьего рожка. Сами напрашивались ассоциации: пастушок в альпийских лугах, где-то в семнадцатом веке…

Как-то один украинский хлопец из первой роты, пасший стадо, уснул на лужку, а коровы поели на колхозном поле кукурузу. У этого «доблестного» пастуха потом были большие неприятности. Командир части, построив нас, долго кричал в микрофон, размахивая руками. Если кратко сформулировать его мысли, то получалось, что мы — подонки, конченые уроды и нас надо наказывать. А одного из самых главных подонков (уснувшего пастушка) отправят на пять суток на гауптвахту и на родину «героя», на место работы его родителей, отправят письмо, где укажут, что их сын, говно, последнее чмо и конченый урод, нанес непоправимый ущерб народному хозяйству.

— Сегодня ты спал в наряде, завтра уйдешь в самоход и нажрёшься водки, а послезавтра станешь предателем! — наконец закончил свою эмоциональную речь наш босс.

Караул был самым ответственным нарядом. Часовой с боевым оружием охранял объект, затем сменялся, немного отдыхал и снова на пост: в жару, дождь и стужу. Наряд рисковый. Опасным было то, что человек с оружием иногда стреляет, и по своим и по чужим. В армии была масса случаев гибели или увечья военнослужащих в караулах, но меня Бог миловал. За время моей службы не было не одного ЧП с караулом, за исключением пары случаев непроизвольного выстрела при разрядке автомата. Но всё проходило без жертв.

Готовились в караул достаточно основательно, командование понимало всю ответственность. Письма, пришедшие военнослужащим, до караула не выдавались, во избежание негативной реакции часовых, получивших дурные вести из дому.

Запомнился январь 1988 года — мы заступили в караул на ММК. Ночь была относительно теплой (всё-таки январь), пахло силосом, вдали виднелись огоньки жилищ. На душе было тоскливо, хотелось домой. Сменясь, я ехал грузовом автомобиле, в шинели, шапке, с автоматом и подсумком, смотрел на вечерний город. И вдруг поймал себя на мысли — сейчас же школьные каникулы! Вот это да! А здесь все по-другому…

Солдатское счастье

В армии начинаешь по-иному относиться ко многим вещам. То, что на «гражданке» считалось нормальным, здесь было настоящим счастьем. Например, послушать любимую современную музыку. После прихода из увольнения один из украинских хлопцев принес плеер с записями зарубежной эстрады (привезли родственники). Он всю ночь слушал музыку, блаженно улыбаясь. И ничего больше для него тогда не надо было, только послушать музон. Как хотелось и мне на часок очутиться дома и тоже послушать любимые записи на своем катушечном магнитофоне «Комета».

Другая

радость — вкусно покушать. Кормили в учебке сытно, но однообразно, к тому же не всегда успевал съесть свою порцию. Если удавалось покушать шоколад или выпечку, это было вообще прекрасно. Кстати, в отличие от родного Барнаула, где шоколадные конфеты и сгущенка в советское время были дефицитом, здесь всё это можно было купить в солдатском магазине. Снабжение продуктами и так называемыми товарами народного потребления в СССР было плановым. Привилегией пользовались многочисленные союзные республики, зачастую в ущерб самой большой — Российской советской федеративной социалистической республике (РСФСР). Вот и в этом далеком украинском городке было то, что днем с огнем не найти в столице Алтайского края. Освоившись, выкроив свободную минутку, можно было забежать в магазин и полакомиться, при наличии денег, конечно.

В нашей роте было несколько эстонцев. Им приходили огромные посылки со сладостями, журналами на эстонском языке. Держались они особняком, ни с кем не делясь и особо не общаясь. Моим соседом сверху (кровати были двухярусными) был один из эстонцев — рядовой Люкинд. Маленький, жирненький, он был чем-то похож на поросенка, его бормотание на смеси русского и эстонского чем-то напоминало хрюканье. И вот в одну из ночей он вместе со своим земляком рядовым Хонекеным долго ворочались, что-то жуя под своими одеялами и тихо переговариваясь. Насытившись, через несколько минут они заснули.

Взвод не спал, ощущая добычу. Голодные соседи шептали мне со всех сторон:

— Женя, возьми кулек конфет у этих эстонских крыс.

— Накажи козлов. Точить втихаря — западло.

— Говорят, эстонские конфеты очень вкусные. Ведь Люкинд щедрый парень, желает угостить своих боевых друзей.

Я осторожно достал из-под подушки Люкинда початую пачку конфет и пустил ее по казарме. Пока не было наших сержантов (они пили чай в каптёрке), практически весь наш взвод моментально поглотил эстонское лакомство. Вано, схватив из кулька пару конфет, быстро проглотил их, не развертывая. Животное.

— Люкинид п…рас первый клясс, — сделал он свое традиционное заключение, при этом громко выпустив скопившиеся за день ядовитые газы.

— Мытя, чмо, ты что ваняешь? Гандонь. Ты п…рас первый клясс, — он подошел к Митиной кровати и несколько раз сильно ударил кулаком по его извивающему телу, жуя при этом эстонские конфеты в обертке и грозно выпучив свои черные глазищи.

— Вано, Вано, прекрати, это не я, — жалобно бормотал Митя. — Давай поговорим, мы же разумные люди.

— Заткныс, казель!

Приход сержантов временно спас Митю от дальнейших унижений.

Наутро обнаружив пропажу, Люкинд громко возмущался, говоря что-то по-эстонски, даже пожаловался нашему сержанту Сладкому.

— Объявляю, вам один наряд вне очереди за хранение продуктов питания в спальном помещении, — строго сказал сержант.

Люкинд, явно не ожидавший такого поворота, насупившись, что-то бурчал по-эстонски.

— Я не понял, боец, что нужно ответить?