Западня для князя
Шрифт:
Возы и мертвые тела убрали, ворота закрыли и подперли изнутри все теми же возами. Ратники расположились вдоль тына, готовясь к обороне. Из леса с другой стороны скита показался отряд степняков, шедший на охват.
Кольцо замкнулось. Георгий с сотней оказался в окружении.
При таком раскладе нужно было продержаться до прихода подмоги.
Степняки нападать не спешили — держали совет. Видимо, в их планы не входило задерживаться у скита надолго. Их сила была в яростном натиске и быстром отступлении. Но вот
Скит был срублен на славу. Близость к границе заставила плотников и строителей укрепить его словно заставу. В таком месте можно было выдержать несколько дней осады. Но и степняки были умелыми воинами. Несколько воинов обскакали вокруг скит, присматриваясь к частоколу, нет ли трещин или гнилых бревен. Именно туда будет направлен основной натиск. Ворота укреплены возами, да и штурмуя их, степняки могли потерять много воинов — на башенке была хорошая позиция для стрельбы.
Часть воинов готовила небольшие лестницы, часть рубила подходящий таран. За сотню Георгия взялись по всем правилам военной науки того времени.
Дружинники из-за частокола молча наблюдали все эти приготовления.
Олеся вернулась в скит незадолго до того, как разведчики сообщили о готовящемся нападении. Еще издали, заметив оживление, она догадалась, что в скиту гости, и радостно ускорила шаг. Сердце подсказало ей, что приехал именно сотник. И точно, во дворе стояли кони, на отдых расположились воины.
Мать игуменью она нашла в доме, та задумчиво стояла перед образами. Рядом, за столом, опустив голову на руки, застыл сотник.
Сердце девушки зашлось от нежности, хотелось кинуться к нему, почувствовать, как ее обнимают крепкие руки.
— Тише, тише, не разбуди, пусть отдохнет, — зашептала мать игуменья, — вымотался весь, так спешил!
Настоятельница взяла Олесю под руку и почти насильно вывела во двор.
— Прискакал сообщить о том, что на нашу обитель готовится нападение, — продолжила она.
— Да как же это? Кто осмелится? — ошеломленно спросила девушка.
— Лихие люди, степняки.
Мать игуменья немного помолчала.
— Говорит, уходить нам надо, у него воинов мало. Здесь может стать слишком опасно.
— Да зачем им нападать на нас, здесь же нет никакого добра? — Олеся не могла поверить, что им может угрожать опасность.
— О том не ведаю, — спокойно ответила мать игуменья, — однако сведения верные, твой Георгий чуть через это жизни не лишился.
Олеся хотела что-то сказать, но замерла на полуслове.
— Я так и знала, что ему угрожает опасность, чувствовала! — воскликнула девушка.
— Ты не больно-то предчувствиям доверяй, так и до беды недалеко, — охладила ее пыл настоятельница.
— Что же делать будем, матушка? Уйдем или здесь останемся? А вдруг нашим помощь понадобится?
Мать игуменья,
— Я останусь, а со мной еще несколько сестер, — медленно проговорила настоятельница, — остальных дед Матвей в лес уведет от стрел подальше.
— И я останусь! Если Георгию смерть суж-дена, то и мне нечего жить!
— Остынь! — уже сердито сказала мать игуменья, — положись на волю Божью. Если ты останешься, твой сотник еще и за тебя переживать будет, а ему голова трезвая нужна!
«Что они все, сговорились что ли! — мелькнула легкая обида, — все равно не уйду, спрячусь, чтоб не видел, а останусь».
В это время в ворота проскакали несколько воинов. Один из них, с отметиной от сабельного удара (его Олеся видела до этого), соскочил с коня чуть не раньше, чем тот остановился, и вбежал в дом. Мать игуменья вошла следом, а Олеся в недоумении так и осталась стоять на залитом солнцем дворе.
В доме со свету было темно.
— Сотник! Степняки идут, — возбужденно произнес Хмурый с порога.
— Что ты кричишь! — шикнула на него настоятельница, — не видишь, сморило человека.
Разведчик наконец разглядел сотника.
Настоятельница удивленно посмотрела на ворвавшегося в дом воина.
На лице Хмурого сменялись различные чувства. Обычная его мрачная бесстрастность чуть отступила, освободив место неловкой дружеской улыбке. Большинство дружинников искренне любили своего начальника. Для них он был человеком, который вселял в их души уверенность в завтрашнем дне. Не было еще переделки, из которой Георгий не смог бы выбраться, и они верили, что так будет всегда.
Хмурый легонько потряс сотника за плечо.
— Георгий, просыпайся, гости пожаловали.
Сотник поднял голову, потер лицо руками, потом потряс головой, чтобы выветрились остатки сна, и произнес:
— Добро пожаловать, у нас все готово.
Это был уже третий штурм за сегодня, который отбила сотня разведчиков. Частокол местами горел — из бревен торчали стрелы, обмотанные паклей и пропитанные каменным маслом. Тушить почти не давали, били стрелами. Степняки взялись за северную сторону, там частокол им показался наименее крепким. Скит не поджигали — думали, внутри есть чем поживиться.
Степняки стреляли метко. Стрелы находили каждую щель в частоколе или в доспехе, если неосторожно высунешься. Их воины лезли по самодельным лестницам, пытаясь прорваться за ограду. Лестницы дружинники откидывали рогатинами, отваживая степняков кипятком. Многие из них с воем катались по земле, где их добивали стрелами.
Пронзительно, со свистом пели стрелы, звенели мечи, трещали щиты от могучих ударов, когда русичи сходились с неприятелем.
В двух местах, там, где горел тын, степнякам почти удалось пробиться в обитель. С большими потерями их натиск удалось отбить.