Западня душ

Полстовалов Алексей

Искренне Ваш, Гастон Лефевр.

P.S. Примите благодарность за великолепно выполненную работу. Мне будет доставлять истинное удовольствие лицезреть Вас в любое время! Г.Л."

Дочитав письмо до конца, я понял, что автор его безумен, вероятно,

одержим опасной манией. Я не был склонен доверять его заверениям о том, что могу обрести свободу или о том, что мне ничто не угрожает. По-видимому, он как-то обнаружил мой своеобразный автограф, и это его взбесило, что послужило причиной моего нынешнего бедственного положения. Совершенно неясны были указания на важность его работы, реализации коей я мог бы помешать. Очевидно, Лефевр писал послание, не имея намерения сделать для меня ситуацию более понятной: ему доставляло истинное наслаждение ощущать своё всесилие и располагать мной как игрушкой, беспрекословно подчинённой его воле. Самонадеянный тон письма не позволял усомниться, что подлец был абсолютно уверен в удачном осуществлении зловещего плана, равно как и убеждён в том, что уйти от заслуженного наказания окажется задачей тривиальной.

Подобная наглость привела меня в бешенство, однако позволить себе поддаться эмоциям было равноценно подписанию смертного приговора – я прекрасно осознавал, что для схватки с Неизвестным потребуются хладнокровие и выдержка. Усилием воли я заставил себя сохранять самообладание и постарался измыслить способ вырваться на свободу. Увы! Новое обстоятельство не оставило следа от намерения достойно встретить угрозу и смело противостоять ей: в двери, теперь хорошо различимой в сумеречном свете, повернулся ключ. Скрежет открывающихся замков наполнил душу паническим ужасом, на лице выступила холодная испарина; я принуждал себя сбросить оцепенение, но страх, ледяными тисками сдавивший грудь, не позволял двинуться с места. В этой дьявольской тюрьме рассудок не являлся мерилом реальности, чёрная волна бессловесной злобы вливалась в комнату

сквозь отверстие в дверном проёме, сокрушая силу сопротивляться настойчивому натиску безумия. Металлическая дверь открывалась чудовищно медленно, скрип несмазанных петель звучал подобно воплю обречённого на смерть мученика, и я понял, что гибель от рук сумасшедшего колдуна была бы лучшим исходом, чем кошмар, заполнявший сейчас узилище. Тяжёлые замки не являлись преградой, отделявшей меня от заветной свободы – они защищали от того, что находится вовне! Я рванулся к двери, силясь задержать неумолимое движение, но было уже слишком поздно…

Я стоял на пороге и обозревал открывшийся моему взору пейзаж. Неясные намёки Гастона Лефевра обрели форму. Теперь его высказывания не казались лишёнными смысла. Всё становилось на свои места: обещанная мне свобода, намерения некроманта относительно мерзкой картины, и роль, что ей предстояло сыграть в судьбе человечества, наконец, мой собственный легкомысленный проступок, отдавший меня в руки могущественному чернокнижнику – богопротивному отродью, бредящему безраздельной властью над родом людским и обретшим эту власть благодаря моему труду. Проклят я во веки за творение рук своих! Нет прощения греху по незнанию свершённому мной! Дьявольский город… Полотно, закованное в сводящую с ума арабеску человеческих костей… Магнетическая иллюзия, завораживающая совершенством формы и повергающая в геенну адских страданий… Западня души!!!

Я вырвал бы глаза, дабы не видеть, но малейшие детали навечно запечатлены в отравленном сознании. Я знаю это место! Когда двери открылись, я узрел…

…Меж двух высоких скал, в безжизненной долине лежал смрадный остов того, что некогда было счастливейшим местом на земле, потерянный рай, ещё хранивший воспоминания о былом великолепии.

26 июля 2005г.