Западня свободы
Шрифт:
Каюта хозяина располагалась перед машинным отделением, за ним — три двойные каюты для гостей. Команда помещалась в кубрике на носу, а капитанская каюта — сразу за рулевым мостиком.
Я долго смотрел на план, пока он не запечатлелся в моем мозгу во всех подробностях. Теперь, если мне придется оказаться на борту яхты, я не заблужусь и легко найду места, где можно спрятаться. Помимо жилых кают, я внимательно изучил расположение подсобных помещений в трюме.
Элисон была погружена в чтение телексов.
— Есть что-нибудь интересное? — спросил я ее.
Она
— Пока ничего, кроме того, о чем я вам уже сообщила. Больше подробностей, и все. Скажем, в Югославии Уилер сражался на стороне партизан.
— Значит, коммунистов. Так. Еще одно очко в мою пользу.
Я тоже начал читать телексы и согласился с Элисон — новой сколько-нибудь значительной информации в них не было. Вырисовывался портрет молодого человека, ставшего финансовым воротилой с помощью, как это обычно бывает, локтей и ногтей, и создавшего себе солидную репутацию в обществе путем произнесения нужных слов в нужное время и нужном месте.
— Он не женат, — заметил я. — Должно быть, самый лакомый кусок для английских невест.
Элисон криво усмехнулась.
— До меня дошли кое-какие слухи о нем. Он содержит любовниц, меняя их регулярно, и, к тому же, говорят, бисексуал. Естественно, в телексах этого нет, — это значило бы обнародование клеветы.
— Если в Уилер знал, что мы затеваем, то клевету он счет бы сущим пустяком, — сказал я.
Элисон как-то вяло пожала плечами.
— Ну и что нам делать?
— Мы должны быть в Гибралтаре. Можно полететь туда на вашем самолете?
— Разумеется.
— Тогда выходим охотиться на дикого гуся. Что нам еще остается?
2
Времени в запасе у нас было много. Изучение плана «Артины» и приложенных к нему описаний позволило сделать вывод, что ее скорость невелика и до Гибралтара ей не меньше четырех суток ходу. Мы решили перестраховаться — прилететь туда через три дня и там ждать прихода яхты.
За это время Элисон успела слетать в Лондон, навестить боровшегося за жизнь Макинтоша и заодно раскопать побольше компромата на Уилера. Мы решили, что мне лететь с ней в Лондон в высшей степени неразумно. Пробираться через коркский аэропорт — одно дело, а через Гэтвик или Хитроу — другое. Излишнего риска следовало, по-возможности, избегать.
Так что я провел два дня закупоренным в доме на окраине Корка, и моей единственной собеседницей была старая ирландская дама. Должен сказать, что Мейв вела себя исключительно тактично — не приставала с расспросами, не теребила меня и с уважением относилась к моему молчанию. Однажды она, впрочем, сказала:
— О, я так вас понимаю, Оуэн. Я сама прошла через это в 1918 году. Ужасно, когда все вокруг ополчаются на тебя, и ты прячешься, как затравленный зверь. Но в этом доме вы можете чувствовать себя спокойно.
— Значит, и у вас было развлечение во время смутного времени? — сказал я.
— Было. И это мне не слишком понравилось. Но от беды никуда не уйдешь — она рано или поздно случается, не здесь, так в другом месте,
— Вы его не одобряете? — спросил я с улыбкой.
Она задрала подбородок.
— Кто я такая, чтобы одобрять или не одобрять? Я ничего не знаю о его делах, кроме того, что они трудны и опасны. Опасны больше для тех, кто ему подчиняется, чем для него, я думаю.
Я вспомнил о лежащем в больнице Макинтоше. Одного этого достаточно, чтобы счесть последнее утверждение неверным.
— А что вы скажете о женщинах, которые ему подчиняются?
Она проницательно посмотрела на меня.
— Вы имеете в виду Элисон? Тут дело плохо. Он хотел иметь сына, а получил дочь и постарался воспитать ее по своему образу и подобию. А образ этот жесткий, и девушке ничего не стоит сломаться под этим грузом.
— Да, он жесткий человек, — согласился я. — А что же мать Элисон? Она что, ни во что не вмешивалась?
В тоне Мейв я почувствовал легкое презрение, правда, смешанное с жалостью.
— Бедная женщина! За кого она вышла замуж? Понять такого человека, как Алек Макинтош, ей было не под силу. Их брак, конечно, быстро расстроился, и она еще до рождения Элисон покинула его и перебралась в Ирландию. Она умерла, когда Элисон было десять лет.
— И вот тогда за нее взялся Макинтош?
— Именно.
— А что насчет Смита?
— А Элисон вам о нем ничего не рассказывала?
— Нет.
— Тогда и я не скажу, — решительно заявила Мейв. — Я уже и так достаточно насплетничала. Когда — и если! — Элисон сочтет нужным, она вам сама обо всем расскажет. — Она повернулась, чтобы идти, затем остановилась и посмотрела на меня через плечо. — Я думаю, что вы тоже жесткий человек, Оуэн Станнард. Не уверена, что такой подойдет Элисон.
И оставила меня думать по поводу этих слов все, что мне заблагорассудится.
Элисон позвонила поздно вечером того же дня.
— Я сделала крюк над морем и видела «Артину», — сообщила она. — Они на пути в Гибралтар.
— Я надеюсь, ваше наблюдение не было слишком очевидным?
— Нет, я прошла над яхтой на высоте пять тысяч футов и по прямому курсу. А разворот сделала, когда они уже не могли видеть.
— Как Макинтош?
— Ему лучше, но он все еще без сознания. Мне позволили побыть у него две минуты.
Это расстроило меня. Макинтош мне нужен был не только живой, но и способный говорить. Это натолкнуло меня на одну малоприятную мысль.
— За вами могли следить в Лондоне, — сказал я.
— Нет, хвоста за мной не было. В больнице я вообще не видела никого из знакомых, кроме одного человека.
— Кто это?
— Премьер-министр послал туда своего секретаря. Там я с ним и встретилась. Он сказал, что премьер очень обеспокоен.
Я вспомнил об Уилере и о человеке, которого извлекли из тюрьмы специально, чтобы убить, и представил себе Макинтоша, беспомощно лежавшего на больничной койке.