Западные земли
Шрифт:
Попасть в руки таких врагов – все равно, что очутится в аду, и ХИСу чудом удалось избежать этой опасности.
Застряв в Египте, без денег и без последователей, ХИС очутился в отчаянном положении. Он чувствовал, как ненависть сгущается вокруг него: рычащие псы и привратники, враждебные чиновники и домовладельцы. Он проходит мимо трех стариков, сидящих на скамейке перед маленьким кафе. Они провожают его холодными, враждебными взглядами. Он идет, чувствуя ненависть, словно град маленьких камешков, который сыплется ему на спину.
Он резко оборачивается…
Жарко, словно в духовке. Он должен найти крышу над головой на последние деньги. Он отправил несколько сообщений своим последователям, но не знает, получили ли они их и может ли он рассчитывать на помощь, а если да – то когда.
Ему не нравится домовладелец – здоровенный бородатый мужчина, от которого разит прокисшим вином и луком. Он соглашается, но просит заплатить за неделю вперед.
– Я засуну расписку вам под дверь.
Это ему тоже не нравится. Слова джентльмена должно быть достаточно. Но он слишком устал, чтобы продолжать поиски.
Крошечная комнатка с решетчатой дверью – единственным источником свежего воздуха, тюфяк на полу, подставка с кувшином для воды и тазом, к стене прибито несколько деревянных крючков. Он ополаскивает теплой вонючей водой лицо, снимает с себя джеллабу, и вешает ее на крючок. Он растягивается на тюфяке в одной набедренной повязке, майке и поясе, на котором висит нож в инкрустированных ножнах, и немедленно погружается в лихорадочный сон.
Кто-то ломится к нему. Он накидывает джеллабу и открывает дверь. За нею стоит домовладелец.
– Что вам надо?
– Что мне надо? – фыркает домовладелец. – Конечно, деньги.
– Но я заплатил вам за неделю вперед. Домовладелец взирает на него с холодным высокомерием.
– Ты мне ничего не платил.
«Иностранец, – думает домовладелец. – Из Ливана или еще восточнее; еретик, скорее всего. Таким людям нечего делать у нас в Каире».
– Если ты не уберешься отсюда, я вызову полицию. Тебе это, сдается мне, совсем ни к чему.
ХИС понимает все. Волна гнева распространяется вверх по спине, волосы на затылке встают дыбом, вспышка света вырывается из его глаз.
Домовладелец ловит воздух ртом и делает шаг назад; острый нож, воткнутый под ребро, входит ему в самое сердце. Лицо его приобретает мертвенно-бледный оттенок, и он беззвучно шевелит губами, словно рыба.
ХИС проворно возвращает нож в ножны, затягивает обмякшее тело в комнату и укладывает его на тюфяк. Он обыскивает покойника и находит привязанный к поясу мешочек с деньгами. Он выходит из комнаты и закрывает за собой дверь.
Вниз по лестнице и быстрым шагом на улицу. Завернув за угол, он чуть не сбивает с ног женщину. Она открывает рот, чтобы обругать его, но тут же осекается и отшатывается в сторону.
В первый раз с момента своего приезда в Египет он чувствует себя свободным и цельным, пробираясь по узеньким петляющим улочкам туда, куда несут его ноги. С подобными людьми можно разговаривать только так.
Вечер, с реки дует ветер. ХИС
– Заходите.
У этого человека уродливое морщинистое лицо. У него отсутствуют передние зубы, но, наливая ХИСу половником в миску похлебку из баранины с нутом и вручая ломоть горячей, только что с пылу, коричневой лепешки, он улыбается особой, только ему одному присущей улыбкой.
ХИС быстро приканчивает суп и просит добавки. Когда он заканчивает с едой, человек приносит трубку с кифом, раскуривает и передает ХИСу.
– Я проделал далекий путь с Востока, – говорит ХИС, тщательно подбирая слова. – Зовите меня Измаил, кстати 63 .
63
Этими словами начинается роман Г. Мелвилла «Моби Дик».
Владелец заведения протягивает ему руку… одно длинное и одно короткое рукопожатие.
– Это имя для меня почтенно.
Он приносит две чашки мятного чая и вновь набивает трубку.
ХИС рассказывает трактирщику о домовладельце: тот кивает.
– Я знаю этого человека. Он сам чужестранец, хетт. Числился полицейским информатором. Так что вам было бы лучше как можно скорее покинуть Каир.
Мемфис: лабиринт причалов и конюшен, соединенных помостами, вонь рыбы, речного ила, сточных вод и пота феллахов. Взгляды, полные вязкого, как ил, неприятия, втыкаются в него, холодные и бесчувственные, словно крадущийся бочком скорпион. ХИСа сопровождает молодой лодочник, Али – кудрявый юнец с острым лисьим личиком и недоверчивым взглядом беспризорника. От мальчишки исходит слабый запах мускусной кошки. В руках у него – тяжелая палка, а в ножнах из крокодиловой кожи, подвешенных к поясу, – мачете.
Отойдя немного от реки, они попадают в район, застроенный огороженными виллами с решетчатыми воротами. Как всегда, собаки начинают сходить с ума, учуяв ХИСа, они прыгают на решетку и грызут железо. ХИС считает эту бессмысленную ненависть признаком трусости, поскольку он знает, что собаки видят в нем не просто обычного чужака или пришельца, а угрозу самому их существованию, нечто полностью противоположное собачьей сущности. Ни одна собака на земле никогда не дождется ни пищи, ни ласки, ни крова от этого человека или от его последователей.
Они сворачивают в квартал скромных домиков, населенных оптовыми торговцами, ремесленниками, купцами, писцами, бальзамировщиками, колдунами и колдуньями.
Али громко стучит своей палкой в зеленую дверь, запертую на тяжелый медный засов. Дверь открывается, и лысый старик с блестящими карими птичьими глазами приглашает их внутрь. Он закрывает дверь, запирает ее на засов и проводит их в комнату, выходящую во внутренний дворик. У старика такое же лисье лицо, что и у Али, и от него исходит точно такой же мускусный запах.