Запах полыни
Шрифт:
Она рассматривала недавнего знакомого и все больше злилась: ну почему некоторые типы всегда выглядят безупречно? Костюм будто только что из-под утюга, воротник сорочки идеально чистый, серо-голубой галстук подобран в тон глаз, волосы лежат волосок к волоску, туфли начищены…
И губы свои, паразит, кривит так же насмешливо, как и в ту встречу, мало она ему тогда приложила!..
Векшегонов ядовито поинтересовался:
— На подменах подрабатываете, почасовая оплата?
Таня опасно засопела. Векшегонов
— Ах да, подруга! Простите, уважаемая, чуть не забыл!
— Ноотропил попей… э-э… уважаемый, — процедила Таня сквозь стиснутые зубы. — Или «Гинкго билоба».
Маразматикам, знаешь ли, полезно, и память заодно в порядок приведешь, тоже неплохо…
— Как? «Гинка»… чего?
— У вас и со слухом проблемы… э-э… уважаемый, не только с памятью?
Векшегонов пожал плечами и прикрыл лицо ладонью, его душил смех.
— «Гинкго билоба», могу сказать по буквам, для особо тупых и плохо слышащих…
— Ох, не надо! Я… запомнил.
— Какой прогресс!
— Огромное вам спасибо, уважаемая, непременно куплю. — Векшегонов склонился в шутовском поклоне. Выпрямился и сочувственно поинтересовался: — Вы ведь уже опробовали на себе и ноотропил, и «Гинкго билоба», поэтому так уверенно рекомендуете, я правильно понял?
Таня нехорошо покраснела, причем — как изумленно отметил Векшегонов — лишь одной стороной лица, правая щека осталась ровно смуглой.
— Ах, на себе… — прошипела она, сползая со стола.
— Я не имел в виду ничего плохого, уважаемая, — поспешно заверил Векшегонов, отступая к двери кабинета.
— Напротив, я искренне восхищен вашей добротой…
— Добро… добротой?!
— Вашей чуткостью!
— Моей… чем?! — Таня нечаянно смахнула со стола электронные часы, но даже головы не повернула на шум.
— Вашей отзывчивостью! — Векшегонов всхлипнул от смеха и схватился за ручку двери.
Таня набычилась, губы ее мгновенно вспухли, покраснели. Она нащупала на столе мраморную статуэтку танцовщицы — еще один подарок благодарного заказчика! — пальцы удобно сомкнулись на тонких щиколотках.
— И вашей неземной красотой! — выкрикнул Векшегонов, мгновенно закрывая за собой дверь кабинета.
Таня зарычала и бессильно посмотрела на статуэтку: опоздала. И хорошо, наверное. Угоди она этому… этому… — подходящих слов не находилось — в голову, и что тогда?
Нет, ну каков гад!
Таня с трудом разжала пальцы и вернула танцовщицу на место. Подошла к двери кабинета и в сердцах двинула кулаком по косяку. Взвыла от боли и затрясла рукой. Покосилась на зеркало и торопливо отвернулась: ну и уродина! Красная, потная и рожа какая-то кривая…
Таня с ненавистью посмотрела на кабинет. Взяла со стола салфетки, приготовленные Сауле для гостей, и ожесточенно принялась оттирать тональный крем со щеки и подбородка.
Подумаешь,
Таня жевала второе яблоко, удобно устроившись на подоконнике, и без всякого интереса смотрела на машинный поток внизу. Время тянулось удивительно медленно, заняться было нечем, в кабинет пока не приглашали, и Таня лениво размышляла о Саулешке.
Она и жалела подругу, и злилась на нее: ну что за несовременное, прямо-таки ископаемое чучелко? Двадцать четыре года, а ведет себя…
Таня негодующе фыркнула: девчонки в четырнадцать больше похожи на женщин, чем глупая Саулешка в свои двадцать четыре. Они красятся, стараются модно одеваться, учатся кокетничать, нравиться парням, а Сауле…
Саулешка и не знает толком, что такое зеркало! Если и подходит к нему, то хорошо на минуту, взмахнуть несколько раз расческой. Ни хитрости в ней женской, ни лукавства, ни осознанного интереса к себе или мужчинам. Одни акварельные краски на уме да книжки дурацкие!
Динамик на столе сыто заурчал, и Таня вздрогнула. Ненавистный голос насмешливо пропел:
— Прошу минут через пять принести чай и кофе!
— Ага — спешу и падаю, — огрызнулась Таня с подоконника.
Неохотно сползла с него и включила чайник. Критически осмотрела поднос, приготовленный Сауле, и поменяла местами блюдца с тонко нарезанным сыром и печеньем.
Подошла к зеркалу и снова скривилась: ну и физиономия! Сняла очки и мстительно фыркнула: чего ради в них маяться? Все равно царапины на виду — крем-то стерла со щеки! — синяк как раз «до кучи». Пусть этот холеный тип оправдывается перед гостями, ей-то что?
Таня криво улыбнулась: вдруг подумают — его рук дело? Она несчастная, затюканная девушка, а он — настоящий монстр, скрывающий свой страшный оскал под маской респектабельного гражданина.
Таня подмигнула себе: а что, классно придумано! И слова-то какие на ум идут: «страшный оскал», «респектабельный гражданин»… Может, ее призвание журналистика, раз газетные штампы на язык просятся?
Динамик снова захрипел, Векшегонов вкрадчиво поинтересовался:
— Вы о нас не забыли?
— О тебе забудешь! — проворчала Таня и прошлась щеткой по волосам.
Поднос показался тяжеловатым, и Таня сочувственно подумала, что хрупкой Саулешке удержать его будет еще труднее.
Чтобы открыть дверь, поднос пришлось поставить на стол. Проклиная все на свете, Таня, опасно балансируя на высоких каблуках, вплыла в кабинет. Поймала на себе изумленные взгляды двух незнакомых мужчин, оторопелый — Женькин, смеющийся — ну и зараза же! — Векшегонова, и слащаво пропела-протянула:
— Добрый день! А я вам чай принесла! Или кофе, это как пожелаете…