Запах смерти
Шрифт:
Один из возившихся у перегородки людей оторвался от работы.
– Пока не сильно. Мы залезали на ту сторону и закрепили там полиэтилен, чтобы защитить замурованную камеру от пыли и обломков. Пока все, что успели.
– Уж постарайтесь. Новых несчастных случаев нам не надо.
Уэлан произнес это не угрожающе, но и шуткой это не прозвучало. Снова загрохотали молотки. Я заметил в углу пустую банку из-под краски и пластиковую кювету, обе в следах той же краски, какой была покрыта перегородка. Рядом с ними лежал большой валик в той же, засохшей до состояния камня краске.
– Это то, о чем я подумал? – спросил я.
– Угу, –
– С их стороны неосторожно, правда?
Он пожал плечами:
– Такое случается. Люди изо всех сил стараются быть хитрее, а потом прокалываются на какой-нибудь ерунде. Ладно, ну их.
Мы снова вышли в коридор. Цепочка прожекторов тянулась дальше палаты, за угол и упиралась в дверь. За дверью была деревянная лестница, уходившая куда-то вверх, в темноту. Мы остановились, давая дорогу спускавшемуся по ней детективу в перепачканном комбинезоне, а потом вошли и начали подниматься.
– Она ведет на часовую башню, – пояснил Уэлан, тяжело ступая по узким ступеням. Здесь витал отдающий перцем запах пыли; деревянные ступени скрипели под нашими шагами. – Только там теперь немного осталось. Механизм вытащили на металлолом, но нам так высоко и не нужно. Мы пришли.
Мы стояли на узкой площадке. Очередной прожектор освещал низенькую, не выше пяти футов, дверь в стене. Штукатурка на стенах осыпалась, открыв взгляду деревянную дранку. Створка двери была открыта, на дверной раме и полотне белели пятна талька: полиция искала отпечатки. С наружной стороны виднелась простенькая металлическая задвижка: круглый стержень, вставлявшийся в петлю на раме.
– На чердак ведет с дюжину люков и лестниц, – сообщил Уэлан. – Но за исключением того, которым мы пользовались вчера, этот ближний к месту, где мы обнаружили тело. Головой не стукнитесь.
Он пригнулся и нырнул в проем. Я последовал за ним и выпрямился. Мы находились на чердаке, но в другой его части – не там, где лежали останки беременной женщины. За нашей спиной громоздилась стена часовой башни, а перед нами уходили в темноту деревянные конструкции кровли, напоминавшие грудную клетку дохлого кита. Даже воздух тут отличался от остального дома: казалось, он здесь тяжелее. Легко заразиться клаустрофобией, подумал я, поворачиваясь к месту, где стоял Уэлан.
Рядом с дверью на чердак алюминиевые щиты, уложенные на деревянные балки перекрытия, образовали временный настил. В центре его было оставлено свободное пространство – прямоугольник грязного утеплителя. В белом свете прожекторов над ним склонились два детектива в белых комбинезонах.
– Мы нашли это пару часов назад, – произнес Уэлан. – Что вы об этом скажете?
Я склонился над открытым участком утеплителя. Он располагался около двери, и неровная поверхность стекловаты была усеяна крошечными черными крапинками, напоминавшими зернышки черного риса. Они казались почти правильным овалом. В центре поверхность утеплителя была чистой, потом плотность крапинок возрастала и снова редела по краям.
Пальцами в резиновой перчатке я осторожно поднял одно зернышко. Похожая на бумажную скорлупка треснула пополам и опустела; организм, находившийся когда-то внутри, давным-давно выполз наружу.
Мы
Часы остановились слишком давно, чтобы хоть как-то помочь нам. Однако это вовсе не означало, что пустые скорлупки не могут ничего нам поведать.
– Я проконсультируюсь с судебным энтомологом, но в основном тут мясные мухи, – сказал я, разглядывая опустевшую скорлупку. – Не вижу ни одной личинки, правда, спустя столько времени здесь и не должно их быть.
Любая личинка или превратилась во взрослую муху, или погибла и разложилась после того, как иссяк источник пищи. Но хотя лежавшее здесь когда-то тело исчезло, следы его пребывания остались. На поверхности стекловатных матов темнели следы жидкостей, сопутствующих процессу разложения, более-менее ровный овал пустых скорлупок кое-где был нарушен, а часть их – раздавлена.
– Похоже, вы были правы, – произнес Уэлан. – Тело лежало тут, пока не мумифицировалось, а затем его перенесли в глубь чердака.
– Вы ничего не нашли на брезенте, в которое оно было завернуто? – спросил я.
– На нем обнаружили нечто напоминающее собачью шерсть, а в одном из люверсов застрял человеческий волос. Не того цвета, что у жертвы, – значит, не ее. Мы пробьем его по базе ДНК, посмотрим, не найдется ли совпадений, но на это уйдет время. Сам брезент из тех, что можно купить в любом хозяйственном магазине или взять на стройке. Пыль на нем – смесь цемента и штукатурной смеси, а синяя краска самого распространенного сорта, мы даже производителя не можем определить по ней. Наверное, тот, кто переносил тело, спешил и взял для этого первое, что подвернулось под руку. Однако это не объясняет, почему они так долго ждали, прежде чем сделать это.
– Они?
Уэлан махнул рукой в темноту.
– Отсюда до того места, где ее нашли, двадцать или тридцать ярдов. Если только этот кто-то не использовал носилки, тело надо было тащить так. Гораздо проще переносить его, завернув в брезент, но даже так в одиночку это почти невозможно. Не столько из-за тяжести, сколько из-за необходимости сохранять равновесие на узких балках, не провалившись ногой сквозь потолок.
Что ж, логично. И если бы тело женщины просто волочили, это оставило бы четкие следы и на перекрытии, и на самом теле. Ни того ни другого я не заметил.
Я снова пригляделся к месту, где прежде лежало тело. Помимо пятен – следов разложения, – на поверхности утеплителя виднелись и какие-то светлые потеки.
– А это что?
Одна из детективов покачала головой:
– Мы пока не знаем. Для крови слишком светлые. Похожие пятна мы нашли на ступенях за дверью, так что не исключено, это вообще не имеет отношения к телу. Может, просто кто-то что-нибудь пролил. Мы послали образцы на анализ, но что бы это ни было, это слишком старое, чтобы определить точно.