Запах смерти
Шрифт:
Вира глянула в мою сторону и побрела ко мне. На пути она остановилась у того места, где я захоронил прах Эми; трава здесь наросла немного с другим оттенком нефрита. Вира с чуть заметным движением, похожим на кивок, подошла и присела рядом со мной.
– Привет, Вирчик, – сказал я, притрагиваясь к ее макушке.
Мгновение спустя Вира уже была у меня на руках и, бойко вихляясь всем телом, облизывала мне лицо и старалась всячески подбодрить. Пришлось ее сдерживать, чтобы она не лизнула швы на моей шее.
Через минуту она успокоилась, и я переложил ее себе на колени.
– Безумная неделя, Вира… – Вздохнув, отхлебнул
Как раз когда я вынимал цыпленка для гриля, подняли лай мои собаки, а затем я услышал, как к дому подъезжает машина. Случайные посетители у меня появляются редко, особенно после ухода Микки, и я отодвинул занавеску поглядеть, кто там пожаловал. За моим пикапом остановилась полицейская машина. Это был явно не Хэнсон – если только он за последние день-два не поменял пол, а также расу, потому как за рулем сидела белая женщина-полицейский.
Должно быть, что-то произошло и им нужны собаки-поисковики… Впрочем, эту мысль я немедленно отбросил. Посылать ко мне эскорт для прибытия полиция никогда не утруждается. ЧУП просто звонит, а я пулей вылетаю на указанное место. Женщина-офицер вышла из машины. Молодая брюнетка, волосы средней длины, наверняка дружит со спортзалом, среднего роста и… я поймал себя на том, что пятерней провожу по своим лохмам; прихорашиваюсь, стало быть.
И тут до меня дошло. Я вспомнил, как Пол Льюис что-то болтал насчет женщины-копа, которая живо заинтересовалась Вирой после того, как еще щенком нашла ее живой в гараже, где какая-то пьяная мразь пыталась ее удушить. Пол сказал, что та дама готова забрать Виру, если за ней больше никто не придет. В считаные секунды я через раздвижную стеклянную дверь выпроводил свою троицу на задний двор: пускай побудут там.
– Сидеть здесь, – строго указал я им всем, но поглядел на Виру.
Было начало вечера: валяйся не хочу на солнышке или дремли под столом.
Секунду спустя я уже открывал входную дверь, надеясь, что наспех брызнутый дезодорант проявляет себя благим образом (надо было, наверное, еще и лицо сбрызнуть). На улицу я вышел с объяснениями, что, мол, горничная у меня приболела, и мы начали болтать под моим навесом.
– Красивый у вас бланш, – улыбчиво заметила она, представившись офицером Киппи Гимм и подтвердив подозрение, что именно она обнаружила тогда Виру в груде одеял и подушек.
– Да вот, пригнуться забыл, – сконфузился я, поднося палец к месту над глазом, куда меня пнул дикареныш.
– Надеюсь, я вам не помешала? Просто хотелось спросить о той вашей собачке.
– О собаке? ЧУП усыпил ее после того, как она набросилась на Чампайна. Они даже не успели разобраться, что это она и поймала убийцу девушки.
Я чувствовал, что начинаю краснеть от собственного вранья: бездарный актеришка с репликами, комкающими диалог.
Офицер Гимм поглядела на меня, как на амебу под микроскопом, и сказала:
– Боже, какая жалость… Такая милая была девчурка. Я таких еще не встречала.
Я бессловесно кивнул, стараясь хоть как-то держать свое вранье в узде.
Офицер Гимм посмотрела на мой пикап, обвела взглядом двор.
– Значит, вы тренируете собак-поисковиков?
Я снова кивнул.
– А можно на них посмотреть?
– В целом можно, – нехотя сказал я. В мыслях у меня мелькнул поникший Пол Льюис в очереди безработных. Только пособий он не
– Не хочу вас задерживать. – Офицер Гимм тоже посмотрела на свои часы. – Может быть, я посмотрю на них как-нибудь в другой раз?
– Можно будет созвониться, и что-нибудь придумаем, – ответил я (господи, хоть бы она поскорей села в свою машину и уехала).
Она снова оглядела мой двор, а затем вопросительно посмотрела мне в глаза:
– Все в порядке?
– Абсолютно, – ответил я, изобразив удивление такому вопросу. При этом я предательски краснел лицом и неловко переминался с ноги на ногу, как школяр, ждущий переменку для рывка в сортир. – Просто уже слегка запаздываю.
Прошло несколько секунд, а она все не двигалась. У меня было ощущение, что я начинаю подтаивать.
Как-то в старших классах Микки обманом втянула меня в постановку «Мышьяк и старые кружева» [14] . Сама она, разумеется, играла одну из кровожадных старых тетушек, ну а я получил мелкую роль полисмена, который все болтает и болтает о пьесе, которую, дескать, написал. Все, кто участвовал в постановке, были очаровательны – играли точно в цель, оставались в образе, читали свои реплики с большим энтузиазмом – все, кроме меня. Стоило мне выйти на сцену и посмотреть в зал, откуда на меня глазели лица учеников, как я… застыл. Кто-то из-за сцены прошептал мою реплику, чтобы привести меня в чувство. Намек я понял, но стоял совершенно неподвижно, как ледяная скульптура, а потом пронесся сквозь свои реплики на такой скорости, что вся моя роль продлилась секунд пять. Или даже четыре.
14
«Мышьяк и старые кружева» (1939) – пьеса американского драматурга Дж. Кессельринга.
Во время занавеса зрители хлопали громко и долго; однако когда к рампе, спотыкаясь, на поклон вышел я, аплодисменты заметно поредели, к тому же в них прорезались смешки.
После нынешнего представления в меня наверняка бросались бы яйцами и помидорами.
– Ну ладно. Я вам позвоню, чтобы еще раз заехать и посмотреть ваших собачек, – сказала наконец офицер Гимм. А обойдя машину к водительской двери, внезапно остановилась, заметив что-то сбоку моего дома. – Кто это?
Я поглядел в ту сторону. На дальнем углу тихо сидела Вира и глядела на офицера Гимм.
– Это Энджи, – выдавил я после неловкой паузы. Этому нежданному аду не было конца и края. Мучительно хотелось взять и жахнуться лбом о стену моего трейлера.
– И тоже золотистый ретривер?
– Золотистые ретриверы – порода, из которой получаются исключительные поисковики останков, – сказал я напыщенным профессорским тоном. – У них очень острый нюх.
– Понятно, – отозвалась офицер Гимм, не сводя глаз с Виры.
Секунды тянулись с медлительностью тысячелетия. Очень соблазнительно сейчас было бы дать деру к лесу, остаться там и прожить всю оставшуюся жизнь в землянке, питаясь червями и кроликами.