Запасная царевна
Шрифт:
– Я спросил, почему. Она. Здесь.Сидит- сухо печатая слова, снова произнес он, не сводя с меня взгляда неожиданно янтарно-желтых, слегка светящихся глаз.
Девушки испуганно вжали головы в плечи. Несчастные слуги замаскировались под резные подпорные столбы, украшавшие трапезную. А я, наконец, отмерла от шока, вызванного беспрецедентным хамством своего идеала и, скрипя зубами, отозвалась:
– А где ей еще сидеть, по Вашему?
– Мне все равно. Хоть в своей горнице, как изначально и повелось- не меняя тона и не сводя с меня своих совиных глаз ответил Кощей- Но не по праву руку от меня
– А где было накрыто, там я и уселася- огрызнулась я, неприятно удивленная его нежеланием делить со мной соседство, да еще и так открыто прилюдно высказанным.
– На тебя, Настасья Берендеевна, уж поди седмицу как не накрывают- нехорошо ухмыльнулся мужчина- Кому обед со мной не мил, того не неволю. Поди, откушай, что Бог послал у себя в горнице.
– А не пошел бы ты, добрый молодец…да по грибы, по ягоды- зашипела я, привставая с места и подаваясь вперед, не в силах терпеть такое отношение.
Нет, по идее, мне бы гордо встать и выйти. Я никому себя тоже не навязываю! Но в данном конкретном случае мне вот позарез надо было испробовать все способы отыскать помощника и вернуться на историческую Родину, так сказать. Так что, пришлось наступить на горло собственной спесивой гордости и вместо того, чтобы молча удалиться, вслух предложить ему удавиться:
– Коли тебе так оно надо, иди да сам у себя в спальне простынку пожуй. А мне и тут хорошо! Не с конем, чай, брехаешь- то! Царская дочка перед тобой! Куда ходить да где трапезничать я сама решаю! А коли на смотрины позвал- изволь уважение проявить! Сам меня зазвал- сам и потчуй гостью по-доброму!
Присутствующие слаженно ахнули. У кого-то упал на пол серебряный ставец со щами и чеканная крышка звучно покатилась по полу.
– Да как ты смеешь…- зашипел мне в ответ Бессмертный, с такой силой сжимая в пальцах серебреную двузубую вилку, порывисто схваченную из расшитого шелком става под приборы, что она погнулась.
И тут, словно по волшебству, в трапезной поднялся ветер. Попадали на беленую скатерть серебряные кубки, разметало по полу расписные корчики и ковши. В зале потемнело, будто солнце, еще миг назад висевшее красным шаром за окном, испугавшись, упало за горизонт, погружая землю в ночь, минуя сумерки.
Девушки синхронно побледнели и сжались в две кучки на своих лавках. Метнулись к дверям расторопные слуги. Заскулили-завыли под окнами дворовые псы.
– Уничтожу…- проскрипел зубами злодей, еще больше заводясь от того, что я так и продолжала молча стоять перед ним, замерев ледяной статуей и не отводя от его желтых глаз своего взгляда.
На самом деле, я просто оторопела от ужаса, только сейчас, казалось, наконец осознавая, что все это взаправду. Что передо мной не выдуманный сказочный персонаж, а реальное зло в человеческом обличии, наделенное бессмертием и неземной властью. Способное одним своим словом стереть в порошок и разметать по полю. Повелевающее тьмой и светом, не знающее страха и жалости…
Но давящийся яростью царь этого не знал. Он просто видел перед собой упорно отказывающуюся повиноваться царевну, которая позволила себе проявить неуважение к его могуществу. И я бы рада была отмереть, завизжать и пасть в ноги исходящему злостью маньяку, да вот паралич, который охватил все мое
– Смерть тебе пришла безвременная- уже буквально прошелестел пеплом Бессмертный, глаза которого, вдруг засветились холодным, лимонным светом и начал медленно поднимать руку.
«Ну, вот и все! Похоже, мне конец!»- мелькнуло в моей голове, покуда насмерть перепуганный чертик, явно приложивший свою когтистую лапу к моему несвоевременному хамству, спешно паковал узелок и покидал мое левое плечо.
И тут, словно поток свежей воды в напитанной сухим зноем степи, раздался чистый, хрустальный голосок:
– Остановись, царь Кощей! Не губи девицу! Дай слово молвить!
Ветер стих так же внезапно, как появился за минуту до этого. Еще мгновение Кощей бездушным изваянием стоял передо мной, не отводя мерцающих желтых глаз от моего лица, а затем он моргнул и, устало прикрыв глаза, словно преодолевая себя в угоду нормам приличия, медленно произнес:
– Слушаю тебя, Василиса…Любмировна.
Мимолетная пауза перед отчеством девушки, однако, не укрылась от моего внимания. Сразу стало понятно, что мужчина привык величать красавицу куда как интимнее, не по-батюшке. И, как ни странно, но даже в этот эпический момент данный нюанс неприятно царапнул мое самолюбие, не давая сконцентрироваться на благодарности вовремя подавшей голос царевне.
– По незнанию Настасья царевна такие речи ведет, да по недоумию- ласково зажурчала тем временем Василиса Прекрасная, торопливо подходя к жениху и кладя ему нежную ручку на локоть- От одиночества да страдания и горе не беда, горемычной сталося. Прости неразумную, царь Кощей. Авось в доброте да тепле она оттает да образумится! И собака не со злобы кусается, а с испугу токма. А уж чтобы красна девица роду царского такие речи вела… На душе ее не спокойно, боль-тоска разъедает сердце девичье. Пожалей ее, мой сердечный друг! Дай в любви людской отогреться.
И все снова слаженно посмотрели на меня, которая, к слову, так и продолжала стоять столбом перед Бессмертным. Опять-таки, посмотрели с целым перечнем непередаваемых выражений на своих разнообразных лицах: кто-то с недовольством и осуждением, кто-то с надеждой и еще не прошедшим испугом, а кто-то с откровенным недоверием и уже намертво приклеившейся брезгливостью на длинном, не по-русски гладко выбритом недобром лице.
А я что? Я обвела взглядом собравшихся, которые уделяли мне так много своего драгоценного внимания за один-то вечер, и уверенно крякнула:
– Да!
– Что да?- тут же начал заводиться по-новой Кощей.
– Бедная я, разнесчастная- пожала я плечами- Никто меня не любит, никто меня не хочет. Пойду я во садочек…
– Не надо во садочек- вдруг дернулся Бессмертный, резко выдыхая и обреченно махая на меня рукой- Сиди уже. Потчевайся, чем Бог послал. Да спасибо скажи Василисе Любомировне…
– Благодарствую, Василиса Любомировна- тут же послушно перебила я царя, отвешивая с высоты своего козявочного роста поклон в пояс и тут же звучно прикладываясь лбом о дубовый стол.