Запечатанное счастье
Шрифт:
— Нет, я просто не понимаю, где мой супруг, — сказала я.
И даже почти не соврала — я ведь и правда этого не понимаю.
— Ох, он в доме милорда Эрсталя. Или уже закончил? — Гвардеец потер подбородок, — вчера вечером сестра милорда Эрсталя разбила свой кристалл связи. На основной кристалл тут же поступил сигнал и отряд гвардейцев отправился к их с братом дому. К сожалению, они ничем не успели помочь — и леди Ариадна, и милорд Эрсталь были мертвы. Говорят, что их пытали, но это, мне кажется сплетни. Наверное вор забрался в особняк, а хозяева дома оказались. Милорд же магией пользоваться не
— Спасибо, — с трудом выговорила я. — Спасибо.
В своих покоях я сразу прошла в спальню и рухнула на постель.
— Что случилось?
— Ничего, — выдавила я. — Ничего.
И зарыдала. Потому что на самом деле я хотела рассказать Зеркальщику о произошедшем, но изо рта лезло только это долбанное «ничего».
Я выла, размазывала по щекам слезы и повторяла «ничего-ничего-ничего».
— Ты пугаешь меня, — нервно выдал дух.
— И себя, — вытолкнула я немеющими губами и зашлась в приступе истерического хохота.
— Да скажи хоть слово!
Мне хотелось крикнуть: «Я вынуждена убить любимого человека!».
— У меня все хорошо, — вырвалось вместо этого.
Я мечтала попросить: «Помоги мне!». А получилось:
— Хочешь, я помогу тебе?
— Да, — жестко и четко произнес Зеркальщик. — Подойди ко мне, и открой самый верхний ящик. В ярко-синей шкатулке круглые розовые пилюли. Это сушено-прессованное успокоительное. Выпей, подействует минут через десять.
С трудом, но я смогла встать и выпить это самое сушено-прессованное. И села прямо перед трюльеном. Ждать, пока внутри разожмется огненная пружина. Я смотрела прямо перед собой и в кои-то веки вместо Ильсин видела себя. Потому что выглядела точно так же, как и на Земле — опухший нос, зареванные глаза и обреченный взгляд. Мне больше не во что верить и не на что надеяться. Теперь моя цель вернуться домой. Фанатичку вычислят, не могут не вычислить. Другого исполнителя она найти не должна — сейчас весь дворец на ушах. Зато я буду жить на Земле и знать, что мой любимый выжил, что на моих руках нет его крови. Мне не будет сниться его стекленеющий, полный боли взгляд. Я смогу избежать этого. Я должна.
— Подействовало? А теперь давай попробуем поговорить.
Зеркальщик аккуратно выпытывал у меня подробности произошедшего, но мой язык все равно мне не повиновался. Дух вспылил:
— Да что ж такое-то?! Никто же не берет с людей запретов на разговоры с духами — общеизвестно, что мы не разговариваем!
А я только и могла, что криво улыбнуться — как объяснить, что в моем понимании он не просто дух? Что я дала ему прозвище и воспринимаю как… Как равного себе, как человека.
Но он и сам догадался. Вздохнул, заворчал, и польщенно-сердитым тоном спросил:
— Ты мне имя дала? Тайное?
— Тайное, — вздохнула я. — Никогда вслух не произносила. Я просто не могла… А у тебя спросить не рискнула — вдруг это оскорбление или предложение. Или ритуал какой-нибудь?
Дух дробно захихикал:
— Да, маги на многое готовы пойти, чтобы узнать наши рожденные имена. Но мы и сами их не знаем — их хранят наши родители. Есть еще подаренные
— Какие могут быть обязательства перед друзьями? — удивилась я.
— А такие, что я смогу хоть посмотреть, что происходило с тобой, — проворчал Зеркальщик.
Кивнув, я протянула руку к зеркалу трюльена. З-е-р-к-а-л-ь-щ-и-к. Как глупо, ну неужели нельзя было придумать что-то более изящное? А если дух обидится? Зеркальщик это вам не Вильгельм там, или Анри. Черт, как же я раньше об этом не подумала?
— Вот спасибо, порадовала, — довольно прогудел дух. — А то бывает люди как дадут имя, а еще если и не тайное — хоть рыдай горючей слезой. То Василевсом обзовут, то Мариусом каким-нибудь. А я ж не человек, я же дух! И мужчина. Или еще хуже, некоторые леди считают, что если дух сидит в трюльене, то он девочка. И возвращаешься домой, а у тебя в списке имен красуется какая-нибудь Меданика.
Я рассмеялась. Отчего-то мне вдруг показалось, что все еще может быть хорошо.
— Но вслух мы его так и не будем произносить?
— Да, тайное имя усиливает духа.
То-то я вижу, что Зеркальщик уже все зеркальное пространство заполнил.
— Где-то тут я должен спросить, желаешь ли ты взять с меня клятвы? — спросил дух.
Посмотрев на него я пожала плечами и спокойно спросила:
— Ты хочешь быть моим другом?
Зеркальщик сменил цвет с серого на угольно черный и обратно, после чего ответил:
— Удивительно, но да.
— Меж друзьями нет клятв, — серьезно произнесла я.
— Тогда так, я сейчас буду выводить на стекло лица…
— Бесполезно, — выпалила я до того, как он договорит. Чтобы не сказал, что хочет опознать злодейку или злодея. Мало ли клятва сработает?
— Не видела значит, хм, — Зеркальщик еще несколько раз сменил цвет и попросил, — а поделись-ка с другом магией.
Я вновь коснулась зеркала рукой, той самой, на которой был подаренный браслет-концентратор.
— Хватит! А то трюльен лопнет, а он все же произведение искусства.
Дух в трюльене выглядел жутко и величественно, он окончательно сменил цвет и теперь выглядел как черный клубящийся дым с серыми искристыми глазами и улыбкой чеширского кота.
— А теперь внимательно слушай, — строго произнес дух. — Это займет время, но мы сможем вычислить твою обидчицу.
За полчаса я успела прослушать с сотню голосов. Даже голова начала болеть от обрывков чужих фраз.
«— Она нагуляла ребенка и не способна полноценно трудиться».
Я всплеснула руками и крикнула:
— Не она!
Ах ты черт! Как же долго они сочиняли эти клятвы?! Сюда бы земного юриста, быть может лазейка у поверхности, а я ее не вижу!
— Понял, — хмыкнул Зеркальщик. — Какие интересные клятвы тебе надиктовали.
— Иногда мне хочется просто лечь и сдохнуть, — мрачно отозвалась я.
— Во-первых, рано, во-вторых, ради тебя я готов пообщаться с королем. Сейчас я сильнейший дух во дворце, мне подчинены все отражающие поверхности. Но мерзавка в них не отражается.