Запертое сердце
Шрифт:
Кто-то подошел к кровати, и Сирилла поняла, что в комнате она не одна. Подняв глаза, она увидела Мари.
— Вы проснулись, мадам, — проговорила девушка. — Доктор велел мне дать вам выпить вот это лекарство, как только вы проснетесь. Он сказал, что оно снимет боль в горле.
Не дожидаясь ее ответа, Мари протянула ей стакан. Поддерживая Сириллу за плечи, она помогла ей сесть.
Пригубив микстуру, Сирилла обнаружила, что она не так противна, как то лекарство, которое ей пришлось пить вчера.
Ей
Мари бережно опустила Сириллу на подушки и спросила:
— Мадам, может быть, вам что-либо нужно?
Ничего не говорите, только укажите рукой — я пойму.
Сирилла указала на шторы, и Мари тут же их раздвинула. В комнату хлынул поток света, и Сирилла огляделась.
Это спальня герцога! Она подумала, что убранство его комнаты отражает его характер. И она в его постели!
При этой мысли по ее телу прошла волна трепета, но она сразу же напомнила себе, что герцог уложил ее сюда только потому, что понимал, как ей будет неприятно проснуться в комнате, где произошло убийство.
151 Она была счастлива, что Астрид убит. Теперь герцог в безопасности. Только сейчас Сирилла осознала, как боялась за него.
Ей показалось странным, что Астрид вдруг решил задушить ее. И ее постигла бы точно такая же участь, что и Зивану.
Первое преступление разбило герцогу сердце и заставило его посвятить свою жизнь женщине, которую он любил и продолжал любить все эти годы.
Но ее смерть, думала Сирилла, не вызвала бы у герцога такого сильного потрясения, вряд ли он стал бы так сильно переживать, если бы она погибла от руки человека, которого герцог ненавидел и который угрожал его жизни.
Астрид мертв, сказала себе Сирилла, но Зивана все еще жива. Она пыталась не думать о запертой комнате наверху. Находясь в обществе герцога, Сирилла чувствовала себя счастливой и отгоняла от себя мысли о той женщине.
Но сейчас она не могла забыть, что Зивана все еще незримо присутствует в этом доме, что она все еще живет в памяти герцога.
И его сердце заперто от нее в том же Святилище, в которое есть доступ только ему.
Впервые в жизни Сирилла познала муки ревности — ревности, которая, казалось, пронзала ее подобно кинжалу и причиняла гораздо большие страдания, чем руки убийцы, оставившие следы на ее шее.
Она желала любви герцога. Она хотела, чтобы он воспринимал ее как женщину, чтобы она была для него так же желанна, как когда-то Зивана.
Сирилле казалось, что она будет удовлетворена дружбой герцога, что для полного счастья ей, как в детстве, хватит возможности издали обожать его. Но оказалось, что этого недостаточно — совсем недостаточно!
То чувство, которое охватило ее, когда она ринулась на угрожавшего
» Я хочу его! — подумала Сирилла. — Я хочу, чтобы он лежал рядом со мной. Я хочу быть его женой. Я хочу, чтобы он целовал меня, чтобы он дотрагивался до меня.«
Но ей показалось, что перед ней появился ангел, который своим огненным мечом преградил ей путь, и она поняла, что их с герцогом всегда будет разделять его память о давно ушедшей в мир иной женщине, — женщине, чьи реликвии хранятся в замке и в его сердце.
И Сирилла ощутила, что некая неведомая сила безжалостной рукой низвергла ее в ад страданий, которые будут всегда терзать ее несчастное сердце.
Прошлой ночью она осознала, что в ее душе возникло новое чувство к герцогу, — чувство, которого она никогда раньше не испытывала.
Это чувство разожгло в ней всепоглощающий огонь, все ее существо тянулось с герцогу, томилось по нему. Сила ее страсти была так велика, что Сирилле казалось невозможным и дальше скрывать ее от него.
Возможно, ей стоит решиться на то, о чем мечтает его мать. Она будет носить под сердцем его ребенка, а потом родит ему наследника.
Но стоило ей только подумать об этом, как в ней начало расти чувство протеста. Она представила, что в то время как он будет прикасаться к ней, его будет охватывать желание прикоснуться к другой женщине; что он будет целовать ее, а на его губах появится привкус праха и тлена, потому что он будет желать Зивану.
Зивана! Зивана! У Сириллы возникло ощущение, что, преследуя ее, это имя звучит в дуновении ветра, слышится в шелесте листвы. Не в силах совладать с обуревавшими ее эмоциями, Сирилла заметалась по постели.
Вдруг до нее донесся тихий голос Мари, которая что-то говорила находившемуся за дверью человеку:
— Кажется, у мадам небольшая лихорадка, господин герцог.
Сирилла замерла. Она почувствовала, как ее сердце учащенно забилось. Открыв глаза, она увидела, как через комнату к ней направляется герцог. Солнце ярко освещало его красивую фигуру.
— Ты проснулась! — воскликнул он. Она протянула к нему руки и хриплым, прерывающимся, совершенно несвойственным ей голосом ответила:
— Со мной… со мной… все в порядке.
— Ты можешь говорить! О Сирилла, ты способна говорить!
Не было сомнения, что в глазах герцога отражалась неподдельная радость, и Сирилла протянула к нему руки, как бы понимая, что он — та спасительная соломинка, с помощью которой она вернется к душевному миру и покою.
— Со мной… со мной… все в порядке, — прошептала она, — и… вы… в безопасности.
— Я в полной безопасности, — подтвердил герцог, — сейчас самое главное, чтобы ты скорее поправилась.