Записи и выписки
Шрифт:
Относительность Если бы у нас не было Лермонтова, мы восхищались бы Бенедиктовым; и мы гнушались бы Лермонтовым, если бы у нас был NN, которого у нас не случилось (Ср. БЫ). «Конечно, по [270] сравнению с Гадячем или Конотопом Миргород может почесться столицею; однако ежели кто видел Пирятин!..» («Дневник провинциала»).
Отношение Брюсов мотивировал изобретение одностишия: во многих больших стихотворениях хорош только один стих на фоне слабых — будем же записывать только эти строки, а фон уберем. Не получилось: на странице одностиший ощущаются хорошими только одно-два, а остальные уходят в фон. Важным оказывается не стих, а соотношение между стихами: Gestalt, как когда курочек кормили на черно-серых и серо-белых подстилочках.
Охрана Общество охранки памятников старины.
«Охотнорядцы с Проспекта Маркса», сказал Аверинцев.
Оценочность в филологии — лишь следствие ограниченности нашего сознания, которое неспособно вместить все и поэтому выделяет самое себе близкое. (Я еще больше полюбил С. Ав., когда он сказал: «Как жаль,
Очень Ф. А. Петровский любил пример на избыточность гиперболы: «Я вас люблю» и «Я вас очень люблю» — что сильнее? — У кого был хлестаковский стиль, так это у Цветаевой: 40 000 курьеров на каждой странице, особенно заметны в прозе («русские песни — все! — поют о винограде…»). Хорошо, что мне это пришло в голову после цветаевской конференции, а не до: разорвали бы. (Так и Ахматова говорила Чуковской: «Мы, пушкинисты, знаем, что «облаков гряда» встречается у Пушкина десятки раз», — это неверно, см. пушкинский словарь). Ср. Мирский о ее «пленном духе», А. Белом: «Хлестаков пополам с Иезекиилем». «Если бы Хлестаков задумал соперничать с Паскалем, он писал бы именно так» (как Кельберин) — В. Яновский, Поля Елис.
Одиночество «Позиция Цветаевой — публичное одиночество: оставшись без публики, она не могла жить» (Саакянц, 489). «Воинствующее одиночество» Маяковского, читающего «Облако» в Куоккале, вспоминала Л. Чуковская.
Одиночество «Самомнение — спутник одиночества» (Плат., письмо 4, 321с), любимая сентенция Плутарха.
Фалес. — Какие прелести! Я возъюнел… Вдруг усладительно оторопел… Я совершенство лепоты узрел! [271] Да! мир живучий порожден водой — Живет и движется лишь мокротой И истекает, что воды застой… Ты, Океан, источниче живой! <…> Когда бы о! не капало нам с крыш — Что был бы мир без Океана?.. шиш! Ты, Синий, все живишь и всех свежишь. Эхо, целым хором. — Ты, сыне, все жидишь и всех смешишь. «Фауст»«ФАУСТ: полная немецкая трагедия Гете, вольнопереданная по-русски А. Овчинниковым. Рига, 1851» — первый русский перевод второй части «Фауста»; последние страницы, с витающими отцами церкви, из одних цензурных точек, — не такая уж забытая книга, но нимало не изученная. Я просил Р. Д. Тименчика поручить кому-нибудь из учеников поискать в рижских архивах сведения об Овчинникове, но не успелось. В. М. Жирмунский посвятил Овчинникову несколько страниц, процитировал монолог Фалеса и кусок. маскарада и нашел в переводчике сходство с Велимиром Хлебниковым. Я бы сказал — скорее с Андреем Белым. Такого скопления внутренних рифм, как в конце следующего отрывка, больше в XIX веке не было ни у кого. И почти ручаюсь, что его читал А. Пиотровский, переводя Аристофана.
Елена очухивается и приходит в себя. Форкиада. — Предстоишь опять в величии своем — ты, прелесть мира! Повелительность во взорах: повелеть лишь поизволь! Елена. — Всё вы шишкалися время — торопитесь, у кумира Ставьте жертвенник скорее, как заказывал король! Форкиада. — Уж готово все — треножник, чаша, острая секира, И окурка и обрызга есть для жертвы, хоть изволь… Елена. — Не сказал король что жертва… Форкиада. — Льзя ль сказать? о, страхоты! Елена. — Что тебе за страх? Форкиада. — Да как же? эта жертва — это ты! Елена. — Я? Форкиада. — И эте. Хороиды. — Мы? о, горе! Форкиада. — Ты падешь под топором. Елена. — Ужас! чуяло мне сердце. Форкиада. — Не спастися животом! Хороиды. — Ах! что с нами! Форкиада. — Благородна будет смерть ей; но сударок Вас возьмут, на шею петлю, и развесят как гагарок ПоА потом хороиды упрашивают Форкиаду пожалеть их;
— Ты премудрая сивилла, препочетная ты парка — Спрячь же ноженцы златые, спрячь и девиц полюби! За твою любовь попляшем так, что небу будет жарко: Уже плечики снуются, ножки хочут дыбъ-дыби… Ах, смоги нам, пособи!..Понаслушались — объяснил ямщик, погонявший лошадей: «Ой вы, Вольтеры мои!» (Вяз., 8, 190).
Польза Бог послал бы нам второй потоп, когда бы увидел пользу от первого (Шамфор).
Препинание Кокошкин, переводчик «Мизантропа», служит при Мерзлякове восклицательным знаком, — говорил Воейков.
Памятник Структуралистам говорят: мы можем-де изучать памятник формальным анализом, но не поймем его, не зная, кому он был поставлен. Да, не поймем. А как вы надеетесь узнать, кому он был поставлен? Вся практика постструктуралистов теряет смысл и даже интерес, будучи перенесена на древние и чужие культуры, которых мы непосредственно не ощущаем, а разве что перевыдумываем.
Паскаль У С. Кржижановского: «Учитель, проповедовать ли мне смертность души или бессмертие?» — А вы тщеславны? — «Да». — [273] Проповедуйте бессмертие. — «?» — Если ошибетесь — не узнаете; а если станете проповедовать смертность и, не дай бог, ошибетесь, — ведь это сознание вам всю вечность отравит.
Парнас Майков, потомственно беломраморный и возвышенно уютный. «А у Майкова Муза — высокопревосходительная», — говорил Фет (РМ 1917, 5–6, 115), написавший «Пятьдесят лебедей…»
Пламень «Жители юга, избалованные расточительною природою, более ленивы, но пламенны». «Немки кофею пьют мало и не крепкий, по причине пламенных воодушевлений к нежностям» (Терещенко, Быт рус. народа, 154, 279).
Пастиш Я предложил студентам задать мне стихотворение для импровизированного анализа, предложили Рубцова: «В горнице моей светло…». Пришлось отказаться: такие простые стихи были труднее для разбора, чем даже фетовская «Хандра». Рубцов копировал стиль стихов «Родника» и «Нивы» за 1900 г., и копировал так безукоризненно, что это придавало им идеальную законченность: перенеси на страницу старой «России» — не выделится ни знаком. Собрание сочинений Жуковского состоит из переводов из европейских поэтов, собрание Рубцова — из переводов из русских поэтов.
Перевод Переводчики — скоросшиватели времени. Был международный круглый стол переводчиков (ИЛ, 1979, 4): все жаловались на авторов, знающих язык переводчика и тем сковывающих его свободу. Как будто заговор авторов против мировой куль туры. Впрочем, М. Тейф говорил — см. СВОБОДА.
Перевод «Я попробовал заставить Шекспира работать на меня, но не вышло», сказал Пастернак И. Берлину. Пастернак в стихах этих лет искал неслыханной простоты, а привычную потребность в шероховатом стиле удовлетворял переводами, где на фоне обычной переводческой гладкости это было особенно ощутимо. Так и Ф. Сологуб в 1910-е раздваивался на инертные стихи-спустя-рукава и на футуристические переводы Рембо.