Записки беспогонника
Шрифт:
Дальше, дальше на запад. Всюду валяется искореженная немецкая техника, специальная команда убирает мертвецов. К вечеру набрели на деревню, к удивлению, отчасти уцелевшую и с жителями — все больше женщинами и детьми, которые во время последних боев хоронились в лесах, а сейчас возвращались и тотчас же начинали разыскивать припрятанный скарб. Мои хозяева, где я остановился ночевать, откопали самогонный аппарат и спешно стали его монтировать. Утром они явно дожидались нашего ухода, чтобы начать гнать самогон.
Рота двинулась дальше. Никакого приказа не было, но здравый смысл подсказывал идти вперед, а не сидеть на месте, идти на неведомый запад, куда двигалась вся 48-я армия.
Самое интересное на войне это, конечно, наступать, но добавлю — наступать во втором эшелоне, да еще позади минеров, более или менее добросовестно расчищавших полосу вдоль дорог. Будь у меня тогда
Настали дни, вошедшие в историю под названием «Бобруйский котел», на правом фланге от нас наступала 3-я армия 2-го Белорусского фронта, на левом фланге — 65-я 1-го Белорусского, та, которая сменила нас в районе Шацилок. Военные историки лучше знают, как армии пошли наступать, как и где окружили немцев. Мы тогда ничего этого не знали, видели только, что все воинские части устремились вперед.
Сейчас в моей голове удержались только ничтожные обрывки впечатлений от первых трех дней наступления, когда наша рота прошла через Бобруйск, вышла на шоссе Бобруйск — Минск и, не дойдя до Осиповичей, свернула прямо на запад. Вот эти обрывки, отдельные запомнившиеся эпизоды, в каком они порядке следовали — не помню.
Немецких трупов все больше и больше. Погода жаркая. От трупов смрад. Наших убитых не видно, их успели уже похоронить. Машины, подводы двигаются вперед, многие части, в том числе и мы, идут пешком. Строжайше запрещаем бойцам отбегать в стороны — дескать, подорветесь на минах. Однако никто не подорвался, и бойцы отбегают в кусты, случается, выходят оттуда обутые в сапоги, засовывая что-то в свои котомки. Самородов мне принес консервную банку, я читаю: «Португальские сардинки», кричу: «Это яд, выкинь сейчас же!» Он невозмутимо достает кусок хлеба, открывает ножом банку, и мы с аппетитом съедаем.
Труп толстого немецкого офицера в фуражке с высокой тульей, в расшитом серебром мундире, но без брюк и кальсон. Мертвец лежит оскаленный, бесстыдно раскорячив белые ляжки, его яйца раздулись как футбольный мяч. Целая дивизия проходит мимо, кто хохочет, кто отворачивается.
Навстречу идет группа немцев, человек тридцать, впереди офицер с белым платком на палке. Останавливаются, спрашивают — кому сдаваться, мы направляем их дальше на восток.
На крытом грузовике везут четырех пленных немецких генералов. Машина с трудом пробирается навстречу нескончаемому потоку, поэтому я успел их разглядеть. У заднего борта два наших автоматчика, а в глубине темные фигуры с черно-белыми крестами на шее и груди. Один генерал худощавый, горбоносый, с выпученными белесыми глазами, другой маленький, толстый, в очках, остальных не помню.
В стороне от большака, в старом карьере гора немецких трупов. Видно, неохота было вести пленных, и конвойные с помощью проходивших бойцов всех их перестреляли.
Ведут пленных под конвоем. Сколько их? Вереница нескончаема, несколько сот или тысяч, лица грязные, небритые, мрачные, одежда вся в пыли. Месяца два спустя я видел кино, как вели через Москву подобных, попавших в плен при нашем наступлении на Белоруссию.
Проходим через Бобруйск. Девушка-регулировщица направляет нас по боковой улице. Город горит, но пожары уже заканчиваются. Говорят, наши успели захватить в складах несметные запасы продовольствия. Местного населения почти не видно. Отдельные люди, все больше женщины, копаются на пожарищах, две из них проволокли бревно.
За Бобруйском заметно больше брошенной немецкой техники. Ее настолько много, что двигаться машинам почти невозможно. Ведь в первые дни наступления была перерезана дорога на юго-запад — Бобруйск — Слоним, тогда немцы бросились по большаку Бобруйск — Минск, идущему через болота по высокой дамбе. Однако в районе Осиповичей наши танки этот большак тоже перерезали. Побросав и отчасти спалив и уничтожив всю технику, немцы кинулись пешком в сторону болота, сплошь заросшего лесом.
Чего только не валялось и на самой дороге, и у обеих подошв дамбы! Машины грузовые разных марок, автобусы разных размеров, машины легковые, набранные со всей Европы, телеги и фуры, наконец, орудия и минометы разных калибров, пулеметы станковые и ручные, автоматы, револьверы, кинжалы и прочее, и прочее, способное убивать. Все это было отчасти подожжено, отчасти испорчено выстрелами из автоматов, но остались и целые, валявшиеся на шоссе и возле шоссе.
Многое было нужно непосредственно для нас — скажем, обивка в автобусах и легковушках, две походные кухни, которые мы захватили даже с супами, увы, прокисшими. Кухни были еще лучше тех, какие мы с завистью усматривали в саперной бригаде
Еще помню книжечку, предназначавшуюся для немецких солдат: «Краткая история России». Там, сколько я мог понять, на каждой странице доказывалось, что вся культура и могущество России пошло от немцев, а славяне были дикими и свирепыми. Норманны — Рюрик и его братья — установили государственную власть, а уж Петр Великий и шагу не мог ступить без немцев, а все революционеры были евреями, и Октябрьскую революцию совершили 12 евреев, 1 грузин и 1 русский, и сейчас в Москве сплошная еврейская власть, перечислялись имена, последним в списке стоявших у власти оказался бедный Илья Эренбург, который в течение 20 лет жизни все трясся, как бы его не посадили.
Немцы разбрасывали листовки, казалось бы, более красноречивого содержания, нежели раньше. Вот некоторые из них:
«История православной церкви». Там говорилось, что патриарх Тихон перед смертью назначил трех местоблюстителей-митрополитов — Петра, Иллариона и еще кого-то, при патриархии был поставлен Советской властью администратор — заместитель местоблюстителя Сергий. Три митрополита были посажены, отправлены в ссылку и там один за другим скончались, но перед смертью каждый из них назначил преемника из епископов. Этих преемников тоже сажали, но они, в свою очередь, успели назначить преемников, последний из них, чуть ли не пятнадцатый по счету, епископ Гдовский, когда его спросили на допросе, кто его преемник, ответил, что Христос. Таким образом, Сергий, официально стоящий во главе православной церкви — самозванец, да еще лгун, он на весь мир объявил, что церковь в Советской стране не преследуется, когда половина священников была посажена.
Еще листовка: «Судьба маршала Блюхера». После Хасана его — командующего ОКДВА — Особой краснознаменной Дальневосточной Армией — вызвали в Москву для доклада. Он поехал со своей свитой в отдельном вагоне, прицепленном к пассажирскому поезду. Встречать на Ярославском вокзале собрались командиры, был выстроен почетный караул. Когда открыли дверцу вагона, вагон оказался пустым.
Еще листовка: «Переходите к нам». Там подробно рассказывалось, как нужно симулировать различные болезни, что надо брать с собой для перехода к немцам.