Записки для моих потомков

Борисова Ариадна Валентиновна

Я всё перепутала от волнения. Но Васькин папа перестал махать ремнём и уставился на меня, будто в первый раз увидел.

— Она хотела сказать, что это не Васькин, а твой дневник, Василий, — пришёл на помощь дядя Сеня. — Дети его в амбаре нашли. Ты бы на год посмотрел…

Глаза у Васькиного папы сразу стали ошалелые и какие-то смущённые.

— Тьфу ты, брат… Это…

Как его… — забормотал он. — Вот незадача, ну, было, брат, такое… Я потом подтянулся… Меня-то за это мой отец знаете как отлупил!..

Вид у него был такой жалкий и несчастный, что Васька не выдержал, дёрнул его за руку и сказал:

— Ладно, пап, пошли.

Они повернулись и пошли, совершенно одинаково загребая ногами, два Соловьёвых Василия, большой и маленький.

Вечером дядя Сеня, придя из магазина, весело подмигнул мне:

— Воспитательная цель достигнута! Ваське велосипед купили.

Я побежала поздравить друга, надеясь заодно покататься на новом велосипеде, но Васьки не было дома. Я нашла его с отцом и поросятами на лугу. Они все вместе слушали музыку.

Васька увидел меня и закричал:

— А мне велик купили! И скоро гитару купят! Я буду музыкантом — так папа сказал! Только не бродячим, а домашним. И, может, в телевизор попаду, если победю на конкурсе! Или побежду! А ещё мы хрюшкам новые имена дали, их теперь зовут по нотам: До, Ре, Ми, Фа, Соль, Ля, Си!

Свинка Ля (бывшая Суббота), как обычно, ткнула меня пятачком, требуя почесать за ухом. Мы послушали «Лакримозу». В этот раз от музыки мне стало как-то хорошо и нисколько не грустно.

Потом Васькин папа рассказал нам о Помпее, как в этом городе извёргся вулкан, а никаких террористов в то старинное время, оказывается, не было. И ещё рассказал о композиторах Моцарте и Сальери. Про них написал Пушкин. Мне стало очень жаль Моцарта, но и Сальери немножко тоже, раз он такой неталантливый и завистливый. Васькин папа интересно рассказывал, будто из книжки.

А Васька мне шепнул:

— Ты была права!

— В чём?

— Что мозги умнеют не сразу, а постепенно… Видала, какой у меня папка умный? Он только в начальных классах отставал, а потом подтянулся и получал одни пятёрки — как чурки колол!

И Васька посмотрел на отца с гордостью и любовью.

На память с динозавром

* * *

Мы решили завтра с утра отправиться на рыбалку за окунями. Я уже собралась и с нетерпением жду завтрашнего дня.

— С кем идёшь? — спросила бабушка.

— С дождевыми червяками! И с Васькой, — ответила я. — Ты, бабушка, пораньше меня разбуди. Если я не захочу вставать, вылей мне на голову ковшик холодной воды. Нам много нарыбачить надо. Говорят, от рыбы умнеют, потому что в ней фосфор.

— Если бы кита я съел, я бы сразу поумнел, — пошутил папа, хотя я знала,

что кит вовсе не рыба, а зверь животного рода.

Я поставила будильник на шесть часов, но встала ещё раньше, когда запели первые петухи. На улице было туманно и влажно от недавнего дождя. За мной увязалась собака Мальва. Мы с ней иногда разговариваем, только она в основном помалкивает. Знает, хитренькая, что тот, кто молчит, всегда кажется умнее.

Я дошла до Васькиного дома, постучала в окно, и Васька высунулся.

— Чего так рано? Я не выспался ещё.

Под глазом у него красовался синяк.

— Это что, Васька?

— Слепая, что ли… Не видишь — синяк.

— Откуда?

— От верблюда.

Мне невыгодно на Ваську сердиться. Чего доброго, на рыбалку не возьмёт. И скоро мы пошли, то есть поплыли по туману, пробивая его головами.

Васька сказал:

— Стукни по носу, у меня руки заняты, а там комар.

Я стукнула Ваську по носу ведёрком для рыбы.

Он завопил:

— Ты что, очумела?! — бросил банку с червями, удочки и пакет с завтраком и съездил мне по шее.

Сам попросил, а сам дерётся!

— Зато я комара убила, — сказала я. И мы пошли дальше.

Дошли до речки. Над ней красиво висели клочья разорванного тумана.

У меня ещё не клевало, когда Васька показал первого окунька и крикнул:

— Масть пошла!

К завтраку оказалось, что у Васьки в ведёрке уже прилично рыбы, а у меня на дне болтается одинокий крошечный ёршик. Я его обратно в воду выбросила — пусть подрастёт. Мы поели бутерброды с колбасой. А после еды Васька подобрел и рассказал мне про синяк.

— Взрослым никогда нельзя правду говорить. Они за неё всё равно наказывают. Я не знал, что мама сливки для гостей приготовила, и почти все выпил. Мог бы на кота свалить, но признался. А папа меня за правду посадил в сарай под зам'oк на целый час. Я там проголодался, смотрю — варенье земляничное в кастрюльке, мама только вчера сварила. Хотел поесть, да угодил в мышеловку и разлил всю банку. Мне за это ещё хуже влетело. Папа сказал, что на охоту не возьмёт, хотя обещал…

— А синяк откуда?

— Это я о кастрюльку стукнулся.

— Когда падал?

— Не, когда папка ею в меня запустил.

— А мама что?

— Ну… кричала: «Кто из тебя вырастет?!»

— Васька, а ты, когда вырастешь, кем хочешь с тать?

— Швейцаром в гостинице. Делать ничего не надо, знай дверь открывай. И костюм дают красивый.

— Ещё деньги на чай дают.

— Зачем мне их чай? Я лучше мороженое куплю…

Мы снова принялись удить. И опять у меня не клюёт, а Васька таскает окуня за окунем. Ужасно обидно! Я и на червяка плевала, все слюни истратила, и поговорки твердила: «Ловись рыбка большая и маленькая» — а она не ловится!