Записки гадкого утёнка
Шрифт:
Внешнему миру противостоит другой тип диаспоры — напористый, иногда вульгарный в своей практической хватке. Таков Янкель у Гоголя, таковы же армяне в глазах турок, китайцы — в рассказах малайских писателей. Кажется, что характеры, нарисованные ими, списаны у Василия Белова, с заменой имен и некоторых бытовых подробностей. Это почти всегда не портреты, а стереотипы, нечто вроде карикатурных фрицев и гансов в газетах 1941–1945 гг. От власти призраков, созданных ненавистью, надо освободить свой ум. Но диаспора действительно не состоит из одних агнцев.
Человек диаспоры, вечный изгнанник, не имеющий почвы в народе, который его окружает, не имеющий опоры в администрации, висящий в воздухе, — компенсирует себя за необеспеченность повышенной активностью, удвоенной
Развитие связано с напряжениями, с конфликтами. Их нельзя совершенно избежать. Их можно только смягчать, помнить уроки прошлого — и искать пути примирения и прощения.
Приведу два трагических примера. Один из них кончился катастрофой; это история евреев в Восточной Европе. В XIV в. польские короли пригласили евреев, бедствовавших в соседней Германии, предоставив им большие привилегии. Надо было создавать городские экономические структуры. Нужны были еврейские ремесла, торговля, финансы. Без этого трудно было вести войны с могущественными соседями. В современной Польше группа католической интеллигенции пытается подвести итог огромной созидательной работы евреев в этой стране. По словам профессора Кучинского, доклад которого я слушал в Швейцарии, в 1996 г. его исследование можно описать как диалог с мертвыми; живых евреев в Польше практически нет, тысяча человек на сорок миллионов: и в гибели польского еврейства виновны были не только немецкие фашисты: с ними сотрудничала часть поляков. Их вину г-н Кучинский с горечью признавал.
В активности польских евреев были своя изнанка. Паны сдавали им земли, корчмы, винокурни в аренду и без всяких хлопот получали деньги для своих пиров и походов. А холопам пришлось кормить двух хозяев: землевладельца и посредника. Некоторые арендаторы были порядочные люди, ладившие с крестьянами и не разорявшие их; но попадались и пиявки. Столкновение этих двух типов описано в романе еврейского писателя, нобелевского лауреата Башевиса-Зингера «Раб». В сознании хлопов отпечатался только негативный тип (это так и у турок, и у малайцев — у всяких крестьян, столкнувшихся с денежным капиталом). А дальше действует цепь причин и следствий, наподобие той, которую испытали на себе русские в Прибалтике: не все относились к местному населению с имперской спесью, а расплачивались все.
Народный антисемитизм и погромы сопутствовали евреям во все века Речи Посполитой — и в собственно польских, и в украинских провинциях, где восставшие убивали евреев вместе с поляками. Жив антисемитизм и в современной Польше, жив и в католических кругах, несмотря на усилия таких католиков, как Кучинский, и самого Папы римского, решительного противника антисемитизма. Антисемитизм каким-то образом сохраняется даже без евреев, как улыбка Чеширского кота без самого кота. Адам Михник объяснял мне это так: «идет борьба с недостаточно польскими поляками и недостаточно католичными католиками». Миф живуч и требует воплощения: в евреи назначают, почти как у нас, по разверстке, назначали
Другой пример очень старый. Я заимствую его из книги Соломона Лурье «Антисемитизм в древнем мире», вышедшей, по недосмотру Главлита, в Петрограде, в 1922 году. Когда Ахемениды завладели Египтом, они вспомнили о старой вражде евреев к стране, из которой их вывел Моисей, и поставили на острове Элефантина еврейский гарнизон, поручив ему полицейскую и таможенную службу. Потом пришли греки. Птолемеям (которым достался Египет) еврейские внутренние войска были ни к чему, и на диаспору, оставшуюся без прикрытия, обрушились погромы. Лурье заканчивает эту историю поучением (не замеченным цензорами): евреи, пошедшие на службу в ЧК, плохо знают прошлое своего народа.
Он был прав: рассказы о евреях-следователях были использованы гитлеровцами; используются они и сейчас. Я мог бы заметить, что в середине тридцатых годов состав ЧК-ОГПУ-НКВД почти полностью переменился, следователей 1932 года пытали и посылали на расстрел следователи 1938 года, и когда я сидел на Лубянке, в 1949–1950 гг., от былого аппарата остался только один еврей-фотограф; зато евреи составляли 50 % заключенных на Малой Лубянке (во внутренней тюрьме областного управления), 70 % на Большой Лубянке и до 90 % в следственной части по особо важным делам: советская власть этой эпохи стремительно катилась к нацизму. Однако меня больше волнует продолжение древней истории, не замеченное Лурье. Замечательный историк был атеистом и не придавал большого значения факту, который он, конечно, знал. А по-моему, это один из кардинальных фактов мировой истории.
Именно в это время, при Тиберии кесаре, проповедовал Христос. И прошло всего несколько лет после погрома, когда Савл, ставший Павлом, написал свои прославленные, много раз повторенные — и до сих пор не усвоенные слова: «несть во Христе ни эллина, ни иудея». Христианство было создано общими усилиями евреев, сородичей зарезанных в Александрии, и греков, сородичей погромщиков. И сегодня мне хочется сказать: нет во Святом Духе ни тех, кто чудом уцелел в Сумгаите или в Оше, ни тех, кто упивался резней. И сегодня возможна солидарность людей разных наций, разных церквей и общин. Я каждый год встречаю эту солидарность на конференциях общества морального перевооружения в Швейцарии.
К сожалению, народы Земли, став исповедниками мировой религии, сохранили языческое чувство неприязни к Другому; выдохся порыв к единству в Боге, а экуменизм стал бранным словом для некоторых русских священников. Но в мире действуют не только демонические вихри, не только инерция греха и невежества. Страшен черт, да милостив Бог. Я верю в мировой религиозный процесс, направляемый Святым Духом. Этот Дух уравновешивает силы отчуждения и ненависти, растущие наперегонки с проблемами, требующими согласия и солидарности. Этот Дух действует в каждом из нас, в глубине сердца, и я верю в силу творческого меньшинства.
Глава Тринадцатая
Корзина цветов нобелевскому лауреату
У Илюши Шмаина не хватило денег, и он забежал к нам занять несколько тогдашних десяток. Таким образом, мы оказались втянуты в демонстрацию солидарности с отщепенцем, которого клеймил весь советский народ.
Дом Житомирских, где жил Илюша, был одним из немногих интеллигентских гнезд, не разоренных при Сталине. Там стояли томики Роллана со статьями о Рамакришне и Вивекананде (от них Илюшу, в конце 40-х годов, потянуло к идеализму). Там я в апреле 1953 года, прямо из лагеря, увидел на столе стихи Мандельштама. А Пастернака все Житомирские боготворили: его стихи, его прозу, его поворот к христианству. Кажется, Машенька, на которой Илюша женился, уже была тогда крещена. Эта семья не могла не заявить о солидарности с поэтом. Но не оказалось денег, и Илюша забежал к нам (мы жили ближе других).