Записки городского хирурга
Шрифт:
Не очень добропорядочные представители нашего общества приступают к неконтролируемым возлияниям горячительных напитков, чтобы затем пополнить больничные ряды.
Разношерстная публика встретила меня 4 мая на утреннем обходе в отделении. За три выходных дня палаты превратились в бочки с сельдью. Немыслимый процент пациентов с посталкогольными осложнениями заставлял задуматься: не начать ли подмешивать в водку крысиный яд в промышленных масштабах? Выпил и готов! А то мучаются сейчас! Мы их еще и спасать обязаны, чтоб спустя какое-то время они снова очутились на больничной
Принимаю наполеоновское решение: отделить алкашей от пенсионеров и тех несчастных, кто по-настоящему болен. По моей команде резво меняют состав палат. Алкашей к алкашам, пенсионеров – к истинно страждущим. Теперь другое дело! В одних палатах стойкий перегар и невыветриваемый запах давно не мытых ног и промежности, в других свежо и пахнет весной. Мой почин подхватили другие хирурги и произвели рокировку и в своих палатах.
В преддверии Дня Победы решено всем пожилым людям, находящимся в эти дни на излечении в больнице, провести диспансеризацию. То есть чтобы всех их осмотрели врачи узкого профиля, не выходя из отделения. Ведь всем широко известно, что в условиях наших районных поликлиник запросто и в самом деле заболеть, пока дождешься своей очереди хотя бы к одному из специалистов.
С почином выступил городской комитет по здравоохранению города Санкт-Петербурга. Сулили щедрое вознаграждение врачам, задействованным в этой акции, так как медосмотры проводились в ущерб основному рабочему времени.
Каждый врач, участвовавший в медосмотре, тщательно записывал всех пациентов. Говорили, что будут платить по головам. Но, как обычно, надули. Перечисленных за медосмотры денег едва хватило их организаторам на местах. Простым труженикам в белых халатах в очередной раз показали фигу.
Не обошлось и без курьезов. Пришел осматривать бабушку, разменявшую 103 года. Лечится на терапии от… старости. Лежит такой божий одуванчик в платочке и смотрит на меня ясными синими глазами. Слышит все замечательно. Всю блокаду она провела в Ленинграде. Выстояла, выжила, сохранила детей. Вон как ее опекают многочисленные родственники, не отходя от кровати ни на шаг. Бог одарил ее большой любящей семьей, долголетием и здоровьем.
– Добрый день, бабушка! – здороваюсь с долгожительницей.
– Доброго здравия, внучек! – бойко отвечает старушка слегка поскрипывающим голосом.
– Бабуля, что-то беспокоит?
– А что меня может беспокоить, старость разве?
– На здоровье жалобы есть?
– Нет, спаси Христосе! Жалоб пока нет! Вот только, внучек, писаюсь я и какаюсь под себя! И не чую, как все происходит! Глядь, уже мокрая! А так все ничего! – улыбается старушка, обнажая уцелевшие столетние зубы. Аж три штуки сохранилось. С юмором бабка!
Всех старушек обязали показать гинекологу. Многие из них десятилетиями не посещали женского доктора. Среди женщин старше 60 лет отмечаются в огромном количестве онкологические заболевания гениталий. Особенно свирепствует рак шейки матки. Только раннее выявление может избавить от дальнейших страданий.
– Дмитрий Андреевич,
– Я, а у нее что-то не так? Диагностировали рак?
– Как вам сказать, – замялась гинеколог. – Даже не знаю, с чего начать. В моей практике это впервые.
– Да что произошло? Что вы ходите вокруг да около?
– Понимаете, Дмитрий Андреевич, у Петровой никогда не было мужчин!
– А какое это имеет отношение к медосмотру? Мужчины – это личное дело Петровой!
– Боюсь, вы меня неправильно поняли. Петрова – девственница! Я не могу ее полноценно осмотреть в силу анатомических особенностей.
– Как это возможно? Ей же 90 лет!
– Не знаю, может, она закоренелая феминистка?
– Странно, возле нее постоянно какие-то подозрительные слащавые мужички увиваются.
– Да вы что? Это могут быть претенденты на ее квартиру! Вы поговорите с ней! – насторожилась Варвара Васильевна.
– Как это? – не понял я.
– Обычные мошенники! Выискивают одиноких пожилых людей, втираются к ним в доверие, те отписывают им свои квартиры.
– А потом?
– В лучшем случае в дом престарелых! А в худшем… – Она махнула рукой. – В худшем даже и думать боюсь.
– А куда же милиция смотрит? Общественность? Ветеранские организации?
– Что вы! Эти жулики так все обтяпают, что комар носа не подточит. И у них везде свои люди. В милиции, в собесе, в пенсионном фонде! Везде!
– И что, все знают, но ничего нельзя сделать?
– Если все по закону обставлено, то практически ничего не сделать! У меня пациентка есть. Ей 88 лет. Блокадница. Всю жизнь прожила в коммуналке. Родных никого. Ей по госпрограмме обеспечения жильем ветеранов войны и блокадников дали квартиру в Красносельском районе. Там ее соседи по лестничной площадке живо в оборот взяли, как узнали, что бабушка одинокая. Ой, Мария Ивановна, давайте вам в магазин сходим, полы помоем, посуду помоем, мусор выкинем.
– И что дальше?
– Старушка разомлела и отписала дарственную на квартиру на этих соседей. И сразу ее забыли. Она им: «Сходите в магазин». – «Бабка, тебе надо, ты и иди». – «Вызовите «Скорую»!» – «Тебе надо, ты и вызывай». Все! Добрососедские отношения тотчас прекратились.
– И что Мария Ивановна?
– Она подала в суд. Кое-как составила иск, хорошо, люди добрые помогли. Соседи, как узнали, так и совсем совесть потеряли. Пришли и сказали, мол, еще вякнешь – выселим тебя! Наша это квартира, ты в ней живешь из жалости.
– А дарственную нельзя аннулировать?
– Не знаю! Там в этих законах сам черт ногу сломит. Она уже четыре суда проиграла. Соседи наняли грамотных адвокатов, а бабке кто поможет?
– А к вам она с чем попала?
– Да ни с чем. Моя мама с ней когда-то в той самой коммуналке жила. И я там родилась. Потом мы квартиру получили и переехали. А связь не теряли. Перезванивались иногда. С праздниками друг друга поздравляли. Вот она обо мне вспомнила, позвонила и пожаловалась. Я ее на терапию и пристроила с гипертоническим кризом.