Записки графа Рожера Дама

де Дама Рожер

Мой экипаж был в исправности; у меня были все необходимые лошади, и наш отъезд был назначен на 7-е апр. 1788 г. Я часто извещал родных о себе и узнал от них о платеже, произведенном банкиру Перрего, и попросил их позаботиться, чтобы я не терпел недостатка в деньгах, что я, впрочем, и ожидал от них, лишь только они узнают о моем прибытии в армию. Однако я не решался писать им столь подробно по почте, но мне удалось это с оказией, предоставленной мне кн. Потемкиным: он решил отправить в Париж своего любимейшего флигель-адъютанта за кое-какими покупками по его вкусу и затем, чтобы он постарался привлечь в армию лучшего хирурга и лучшего инженера, которых Франция могла бы поставить. Принц Линь взял на себя труд написать рекомендательное письмо относительно инженера, а я относительно хирурга и покупок.

Родственники мои, движимые любовью ко мне, приняли флигель-адъютанта с той услужливостью и обязательностью, какие можно было только пожелать; они поместили его у себя, служили ему проводниками как по делам, так и для его удовольствия, добыли у герцога де Гиша

отпуск главного хирурга, бывшего одним из лучших французских хирургов (и которому два года спустя они выхлопотали ленту св. Михаила) [14] ; они хлопотали о покупках, долженствовавших удовлетворить вполне вкусу кн. Потемкина, и таким образом отплатили ему, насколько было в их силах, за все знаки внимания, которыми он меня осыпал. Он был чрезвычайно тронут этим и увеличил свою любезность ко мне.

14

Речь идет, без сомнения, о хирурге Массо.

7-го апр. 1788 г. я расстался с ним, чтобы последовать за принцем Нассау, со своей стороны, живо интересовавшимся мной. Доказательство этого я увидел и в том, что перед моим отъездом он дал мне клятву в том, что до истечения двух месяцев я или буду убит, или получу Георгиевский крест. Нелегко овладеть его дружбой; несмотря на достоинства, он не чужд слабостей и, вследствие чрезмерного честолюбия, так щекотлив, что молодому человеку нужно иметь много такта и прилагать большое старание, чтобы сохранить его благосклонность; но он преисполнен достоинств, а я постоянно соревновал им так, что он, в конце концов, пользовался ими, как своими собственными, хотя у него характер скорее воинственный, чем чувствительный, он все же не может противостоять такого рода лести, а я всегда мог ею похвалиться. Мы отправились в Херсон, порт и верфь, где была построена большая часть флотилии и даже линейных судов, которые могут быть вооружены лишь в устье Днепра; в этом-то порте, недостатки которого были замечены впоследствии, и было всё приготовлено для вооружения флотилии, состоявшей из 80 всякого рода парусных и гребных судов.

Эта флотилия, слишком плохо сооруженная, чтобы плавать в открытом море, была грозна на лимане, где, несмотря на его большое протяжение, и волны и ветер всегда умеренны. Её поле действия простиралось до носа Кинбурнской косы, на берегу, противоположном Очакову, который генерал Суворов [15] защитил от десанта турок, первого неприятельского действия в октябре прошедшего года, военным действием, увеличившим его славу. Флотилия должна была блокировать Очаков и перехватить всяческую помощь, могущую прибыть из Константинополя, а также сражаться совокупно с линейными судами против флота, который попытался бы войти в Борисфен.

15

Будущий фельдмаршал Александр Вас. Суворов (1729–1800), «один из самых странных людей того века». «Великий военный муж и великий политик», как пишет Ланжерон в своих неизданных мемуарах, перечисляя выразит. выдающиеся черты его притворного безумия. Альфред Рамбо в беседе, посвященной ему в училище Сен-Сир, приводит избранные работы по библиографии (Arm'ee `a travers les ages, 2-e serie, Paris. 1900).

Принцу Нассау потребовались две недели, чтобы сделать первые приготовления — необходимые жизненные припасы и вооружения. 24-го апр. мы покинули Херсон, чтобы стать на якорь в маленьком порте Везельском, затем против устья Днепра, а 26 апр. Нассау получил приказ отправиться в Кинбурн для совещаний с генералом Суворовым. Мы отправились с ним на казацких лошадях, сменяя их на каждом пикете, и в то же утро мы прибыли в Кинбурн. Во время беседы генерала Суворова с принцем я подробно осмотрел крепость и её положение относительно Очакова, которое ясно видно с противоположного берега; его положение выясняло причины попытки турок в октябре прошлого года завладеть им: обладание этим пунктом, когда и Очаков находится под тем же владычеством, закрывает вход в Борисфен и выход из него. У турок в то время находилось еще несколько французских инженеров, которые управляли их атаками, но решительный генерал Суворов не допускал иного исхода этой экспедиции, кроме истребления осмелившихся предпринять ее.

Принц Нассау, увлекаемый своею деятельностью и легко перенося все труды, в тот же день возвратился на свой пост, где он день и ночь продолжал работать, чтобы ускорить вооружение флотилии и привести ее в такое состояние, чтобы можно было предпринять что угодно. Князь Потемкин явился 5-го мая и, осмотрев все суда, приняв прошения от пр. Нассау, отдав свои приказы, отправился в Кинбурн осматривать войска. Благодаря его авторитету и страху, которые внушали немедленное выполнение его намерений, его объезды редко являлись необходимыми. Он скоро возвратился и, уезжая на свою главную квартиру, оставил распоряжение провести флотилию в Глубокий лиман в маленький порт, лежащий ниже в Борисфене, более удобный для работ и находившийся ближе к полю грядущих действий.

Я сомневаюсь, чтобы молодые люди, которым пришлось участвовать в первый раз в кампании своей родины, пользовались теми различными наслаждениями, которыми я был окружен: к разнообразию, присущему ремеслу, для меня прибавлялась еще новизна прекрасного путешествия; климат,

произведения природы, род войны, образ жизни — всё это одновременно действовало на мое воображение; я не мог предвидеть всего, с чем мне пришлось ознакомиться; я как бы вновь родился взрослым человеком.

11-го мая пр. Нассау получил письмо от генерала Суворова, в котором тот просил 2 вооруженных судна для крейсерования у носа Кинбурна и прекращения сообщения между Очаковым и морем: «Вот вам случай, — сказал мне пр. Нассау, — в ожидании лучшего; хотите взять под свою команду 2 маленьких парусных и гребных судна с двумя 12-ти дюйм. пушками и 500 стрелков. Я вам передаю команду над ними. Отвезите их к генералу Суворову и примите его приказ. Если он не пошлет вас на смерть или не отдаст вас в плен, то, по крайней мере, даст вам возможность к тому; я же пошлю более сильное судно с приказом поддерживать вас в ваших предприятиях, от которого вы, однако, не будете зависеть». Я не мог воздержаться от смеха, выслушивая заманчивые надежды, которые мне подавал пр. Нассау совершенно чистосердечно, и я с восторгом согласился. Я взошел на борт моей маленькой эскадры и с попутным ветром, как бы венчавшим мою первую экспедицию, прибыл в Кинбурн. Генерал Суворов спал, когда я пристал, и так как я не мог его видеть и передать ему имевшееся у меня для него письмо, я тут же велел моим стрелкам высаживаться на берег и разбить палатки на косе; сам я заперся в своей палатке и спокойно уселся писать, велев сообщить мне, когда проснется генерал.

Я не видел генерала Суворова в последнюю свою поездку в Кинбурн и не знал его; я не без волнения размышлял о минуте, когда мне придется представиться ему, и был весь занят этой мыслью, как вдруг в мою палатку совершенно просто вошел человек в сорочке и спросил меня, кто я такой. Я ответил ему и прибавил, что ожидаю пробуждения генерала Суворова, чтобы отнести ему письмо, данное мне принцем Нассау, когда он отправлял меня под команду его. «Я очень рад, — ответил он, — познакомить вас с ним. Это я; не правда ли, я держусь без чинов?» Его манеры меня настолько же удивили, как и его одежда; увидев, насколько меня смутило его странное появление, он сказал мне: «Оправьтесь и не беспокойтесь. Кому вы писали, когда я вошел?» Между тем я заметил, что с генералом в сорочке чувствуешь себя легче, поэтому я ответил ему просто, что пишу сестре [16] и надеюсь, что пр. Нассау на следующий день представится случай послать мое письмо в Елизаветград, откуда оно пойдет по адресу, «Не пр. Нассау, а я отправлю его, — ответил он, — но я ей тоже напишу». Он взял бумагу и перо, сел на табурет и написал сестре моей письмо в четыре страницы, содержания которого я никогда не узнал, которое она, однако, получила одновременно с моим письмом, не поняв и половины, как она мне впоследствии сказала. Когда мы сделали конверты и запечатали письма, он встал и ушел, унося письма с собою, а я проводил его до дому; через некоторое время он меня отпустил, сказав, что известит меня завтра о том, что мне делать; предупредил, что всегда обедает в 6 час. и желает, чтобы я нигде больше не обедал, как у него.

16

Диана Аделаида де Дама, род. 25 января 1761 г., вышла замуж 12 авг. 1777 г. за графа Карла Франсуа де Симиан, умерла 9 апр. 1835 г.

Ровно в 6 час., в тот же вечер, я явился к обеду, «Вы, конечно, ошиблись, monsieur, — сказал мне флигель-адъютант, — его превосходительство обедает в 6 час. утра, а теперь он спит». И он указал мне соломенный шалаш на берегу моря, единственную комнату генерала. Эти два приключения, происшедшие одно за другим, подали мне мысль, сознаюсь в этом, что я имел дело с сумасшедшим, и тогда я живо вспомнил намёк принца Нассау на то, что Суворов предоставит мне возможность быть убитым или взятым в плен. Тем не менее, будучи расположен скорее смеяться, чем печалиться, я пошел проведать свой маленький отряд и рано отправился спать.

На следующий день, ровно в 6 час. я был у генерала. Он встретил меня вприпрыжку с распростертыми объятиями, заставил меня проглотить рюмку вина, которое обожгло мне гортань и желудок, и выпив сам с такими гримасами, от которых выкинула бы маркитантка, подвел меня к столу, накрытому на 15–20 персон, и усадил меня рядом с собой. На столе перед гостями стоял суп с огурцами; корешки, зелень, лук и телячьи и куриные кости плавали в большой оловянной чашке и представляли моему аппетиту самые ужасные виды; единственно в этот момент моей жизни оправдалось глупое изречение учителей, которые говорят своим ученикам: «Когда вы будете на войне, вы там увидите еще другие войны». Тем не менее я ел всё, чтобы не показать пренебрежения, которое, без сомнения, не понравилось бы генералу, но втайне я надеялся, что кусок жаркого вознаградит меня за мою жертву, однако я совершенно потерял эту надежду, когда увидел блюдо из пескарей, сваренных в воде и таких же белых, какими они бывают при жизни; это блюдо было облагорожено двумя маленькими морскими рыбами средней величины, сваренными в том же соусе. Третье блюдо состояло из яблок и лесных плодов и должно было дать нам понять, что трапеза окончена; действительно, генерал встал, повернулся к образу и осенил себя несколько раз крестным знамением, быстро и часто кланяясь; я должен признаться, что считал себя вправе не благодарить; когда я в этом погрешаю, это случается по забывчивости, но ей-Богу на этот раз я не обязан был благодарить: он ничего не сделал для меня, и я встал из-за стола еще более голодный, чем когда я садился за стол.