Записки грибника
Шрифт:
— А главное как? И не смотри на меня так. Я что-то не то сказал?
— Ну… Девка, с Марфой по дому, а отроки… Отроки в мастерской…
— Будут всякий хлам из угла в угол таскать, ты на них рычать будешь, а ежели что не так сделают ещё и поколотишь.
— Не без этого, чтоб наука впрок пошла…
— Позволь спросить, сколько годков ты их учить будешь?
— Покедова в разум не войдут.
— Ага… — Я отвернулся к стене и пробарабанил по крышке стола короткую дробь.
'Ну более-менее понятно, все пойдет в
Решай Федя, чего ты хочешь, полноценных помощников себе уже через полгода, с которыми ты будешь разговаривать на понятном языке цифр и определений, но исковеркаешь их судьбу. Потому что после тебя они будут не годны со своими знаниями, если только твоя система не войдет в обиход и не распространиться на всю страну.
Эк тебя куда понесло, а хо-хо не ху-ху?
Но можно обучать сразу по двум направлениям, нанять какого ни будь дьяка, чтоб учил ребят местному счету и письму, со своей стороны, преподаю математику, геометрию, черчение и немного того что помню по химии, физике. Что уж точно я сделаю, так это пусть растут как нормальные дети, работа в мастерской пару часов, всей толпой будут помогать по хозяйству, уход за скотиной, работа на огороде. К сожалению, здесь нет супермаркета с его набором полуфабрикатов и, большую часть продуктов приходится выращивать самим.
Картошка!!! Черт возьми, тебя уже больше ста лет знают в Европе и жрут, буржуи проклятые, надо усилить поиски среди гостей заезжих, с тем, чтоб привезли мешочек, ну хотя бы пару клубней…
Если бы вы знали, как хочется жареной картошки с салом и луком… Хочу, хочу, ХОЧУ!!!'
От таких мыслей я, настолько явственно почувствовав вкус во рту, что нервно сглотнул слюну…
Пришлось запивать пивом.
— Грамоте учить будем?
Как я и ожидал, Никодим пожал плечами, — Так они ж не дьяками будут.
— Всякое умение потребно будет. Авось в Твери или Дмитрове лавку откроешь? Как тебе, тот же Мишка Рябов письма писать будет, ежели ты его этому не научил? К дьячку пойдет, за монету мелку отпишет тебе прошение, а писец тот, в кабаке вечером деньгу пропивая, поведает всем, что отписал в Москву, купцу Никодиму. Недруги торговые враз опередят его или купят подешевле али продадут дороже. Понесет убытки негоциант наш, только потому что пожалел деньгу когда-то, чтоб грамоте…
— Нет!
— Но почему? — Я был само изумление от такого твердого — 'нет'. Но потом когда повнимательней присмотрелся к Никодиму… до меня дошло, да он сам не умеет, писать, уж больно смущенно выглядит.
Но великолепно разбирается в цифрах, в чем я уже успел убедиться при совместной работе. Теперь становятся понятными его словеса на старость и плохое зрение и просьбы прочесть, что
Да уж если он упрется… Отложим, разговор.
Окончание дня было напряженным, занимались обустройством всей гоп-компании, поселить их решили в горенке, там пока не было отопления, стоял всего один топчан. Но с этим решили быстро. Доски были, руки на месте и легкие походные кровати были готовы за два часа. Потом притащили и поставили на кирпичи жаровню. Для девчонки пока решили не выделять что-то особенное, просто отгородили угол, полотняной занавеской.
Весь вечер меня не покидало чувство в нереальности происходящего, я все ждал, что за детьми придут их родители и весь кошмар развеется как дым. Но поздний ужин убедил в обратном.
Разогнав мелких по койкам, мы, то есть взрослые посидели ещё немного, поговорили так не о чем, пустой треп, потом расползлись спать.
Поднявшись к себе, сел на кровать и бездумно уставился на стенку.
Вдруг накатило, до дрожи, затрясло, так что челюсти залязгали и меня накрыла волна черного отчаяния. Я один. Один на всем белом свете и никому не нужен, никому нет дела до меня. Помимо воли из глотки вырвался глухой стон, обхватив голову руками, стал раскачиваться и тихо подвывать, а слезы сами по себе потекли по щекам. Давно мне не было так хреново.
В последний раз такая тоска нападала, когда в больнице лежал, мне тогда лет семь было, матушка приехала, мне показалось что серо-зеленые стены в палате, солнышком озарило, когда она вошла. Мы сидели рядышком. Она держала мои ладошки в одной руке, а второй гладила меня по голове. Она что-то говорила, спрашивала, я отвечал не впопад, торопливо как-то взахлеб. Потом окончилось время, она засобиралась домой, там младший брат под присмотром сестры, отец на работе. Я уже был большой, все так вокруг говорили, а я в этот миг не хотел им быть. Больше всего хотелось остаться маленьким и что бы мама, всегда была рядом со мной. Закусив губу и пряча слезы, попрощался с ней. Она вышла, а я подошел к окну и прижался к нему, пытаясь через запотевшее стекло разглядеть её, идущую по аллее больничного сада к выходу. Смотрел и ждал. Смотрел и ждал, ждал, что она обернется и помашет мне рукой. Смотрел и ждал…
Я простоял до самой темноты, пока не пришла нянечка и не уложила в кровать. Вот тогда она меня и посетила черная, безысходная тоска.
Что бы там не говорили, о чем бы психологи и наркологи не писали, а спирт все-таки самое лучшее лекарство. В потемках пошарив на полках, нашел заветную баклажку, откупорил, и на одном дыхании высосал, чуть ли не половину. С трудом переведя дыхание и занюхав рукавом выпитое, плашмя рухнул на койку, жалобно заскрипевшую под моим весом. Не успела голова, коснутся подушки, как провалился в черные объятия пьяного морфея.