Записки хроноскописта
Шрифт:
Вертолет возвращался в Адлер не напрямик, а следуя за изломанной линией побережья. Я смотрел сверху на осушенную полосу прибрежной равнины, на лесистые мыски и, вероятно, потому, что настроение у меня было посредственным, вспоминал, что более ста лет назад на мысе Адлер погиб в перестрелке с горцами сосланный на Кавказ писатель-декабрист Бестужев-Марлинский, разлученный с друзьями и родными, разруганный критикой…
Вечером Березкин подробно ответил на Петины вопросы, но имя Брагинцева мы ни разу не упомянули. На следующий
Березкин молчал, равнодушно глядя в окно, мне тоже не хотелось разговаривать.
Собственно, занимал нас только один вопрос; кому достался Черный Мыслитель при дележе добычи — Розенбергу или Брагинцеву? Я склонялся к предположению, что Мыслитель-у Розенберга, и вот почему. Во-первых, мы теперь знали, что союз Розенберга и Брагинцева не был союзом равных. Розенберг не вызывал у нас ни малейшей симпатии, но в то время он был человеком науки, притом кабинетным ученым, и Брагинцев явно потребовался ему лишь для физического исполнения замысла… Во-вторых, его попытка похитить Белого Мыслителя-а мы уже не сомневались, что в Касабланке действовал тот же Розенберг, что и в Хосте, и в Тбилиси, — свидетельствовала о том, что, узнав по фотографиям в журналах статуэтку, он решил добыть ее и восстановить таким образом скульптурную группу…
И все-таки сохранилась крохотная надежда, что по каким-то причинам Черный Мыслитель достался Брагинцеву.
Вот этот единственный вопрос — у кого находится статуэтка? — мы и решили задать Брагинцеву по возвращении в Москву, оставив все остальное на его совести.
В Москву мы прилетели днем, и я с аэродрома позвонил домой.
— Ни в коем случае не разговаривайте с Брагинцевым до встречи с Яшей, сказала мне жена вместо приветствия. — Предупреди Березкина…
— В таком случае свяжись с Яшей, и пусть он приезжает к нам, — ответил я, ровным счетом ничего не понимая. — Мы сейчас будем.
Дома мы уже застали и Яшу с Евой и жену Березкина.
— Ну-с, кто первым будет докладывать? — спросил Березкин, устало опускаясь в кресло.
— Я, — сказал Яша. — У меня не было при себе хроноскопа, но я воспользовался удостоверением журналиста и узнал кое-что любопытное… Видите ли, серебряную вазу из Хостинского клада передал в Оружейную палату сам Брагинцев еще в тысяча девятьсот двадцать шестом году…
Березкин приподнял тяжелую голову и, начиная прозревать, уставился на Яшу.
— В том же году он передал в музеи страны еще около пятидесяти предметов на баснословную сумму… Короче говоря, Брагинцев был миллионером, но отдал свой миллион государству.
Наступило долгое молчание.
— Брагинцев передал миллион государству, — медленно произнес Березкин, — а мы только что умыкнули кругленькую сумму-пусть не миллионную. Зря прогоняли вертолет в Хосту и обратно.
Березкин подошел к телефону и набрал номер Брагинцева.
Много раз мысленно репетировал я этот труднейший разговор, а теперь испытывал прямо-таки восторг при мысли, что все мои репетиции пошли прахом!
— Здравствуйте, — сказал Березкин
Мне казалось, что я вижу, как молчит на другом конце провода Брагинцев, молчит тяжело, недоумевая и пытаясь угадать ход наших раздумий.
Березкин, выслушав ответ, повесил трубку:
— Через сорок минут Брагинцев будет здесь. Березкин сел на прежнее место в кресло и отчетливо, я бы даже сказал — с выражением, произнес только одно слово:
— И-ди-о-ты!
А я машинально кивнул, соглашаясь с оценкой.
— Нет, что вы, ребята, — возразил Яша. — Это же со всяким могло случиться. И вообще нельзя всего предвидеть. Дело же поправимое…
— Помнишь, ты как-то рассуждал о самохроноскопии? — тихо, не поднимая глаз, сказал мне Березкин. — О том, чтоб любой день нашей жизни в любой момент можно было подвергнуть хроноскопии?.. Веселые получатся картинки, я тебе доложу: ошибка на ошибке, сомнения, неуверенность в выводах… И вот еще такое-как с Брагинцевым…
Когда прошли полчаса, я достал из шкафа Белого Мыслителя и поставил его на письменный стол.
Через несколько минут раздался звонок.
Брагинцев был в легком, несмотря на холодную погоду, сером пальто. Снежинки на его открытой седой голове свернулись в серебристые капли. В руках он держал сверток.
Брагинцев произносил обычные слова приветствия, когда взгляд его, — а дверь в мой кабинет была распахнута, — упал на Белого Мыслителя… Брагинцев вздрогнул так, словно сквозь тело его прошел электрический ток. Он не заметил протянутой ему руки, он отстранил меня и шагнул в сторону кабинета.
— Что это? — с трудом двигая сведенными губами, спросил он.
— Мыслитель из Дженне.
— Тот самый… Вы говорили… Мне очень хотелось посмотреть, но я стеснялся попросить…
Брагинцев сделал неверное движение-то ли пальто ему мешало, то ли хотел передать нам сверток, — но вдруг, заспешив, порвал веревки, развернул бумагу, и тогда… Тогда оцепенели мы.
В руках у Брагинцева был Черный Мыслитель, угаданный хроноскопом.
Хроноскопия не раз устраивала нам встречи с чудом, но все же до последней секунды я не верил, что свершится это чудо, что Черный Мыслитель вновь встретится с Белым…
Что можно еще добавить?.. Не очень умелые писатели, особенно работающие в приключенческом жанре, пытаясь передать волнение, вдруг охватившее их героев, пишут либо о дрожащих руках, либо о постукивании стакана о зубы… Мне не хотелось бы следовать шаблону, но разве я забуду когда-нибудь, как дрожали обычно крепкие, сильные руки Брагинцева в тот момент, когда он соединял руки Мыслителей, вновь встретившихся через три с половиной столетия?
Глава пятнадцатая