Записки из арабской тюрьмы
Шрифт:
— Я дипломат и вмешиваться в действие следственных органов, а уж тем более давить на них не имею права, — твердо сказал Пупкин. — Еще следователь сказал, что в момент ареста у вас вся одежда в крови была. Это тоже улика.
— Да, действительно, и шорты и футболка были в крови, но я испачкался в ней, когда реанимировал Наташу, а кровь натекла из прокола от капельницы. И что за улика, если они мою одежду даже на экспертизу не взяли, она вон уже полгода у меня в чемодане так и лежит. Может, это не ее кровь?
— Не знаю! — отмахнулся консул. — Я в этих
— Что за бред? — возмутился я. — Дверь вообще никогда не запирали, а эти ленивые бабы видели, что в номере кто-то есть, поэтому и не заходили. Они всегда убирались, когда мы шли на пляж, а тогда я сильно обгорел на солнце и поэтому к морю больше не ходил. Что это за улика? Больше докопаться им не до чего, что ли, больше?
— Ну, так следователь сказал по телефону, — промямлил Пупкин. — Что-то им тут странным показалось.
— Странно то, как они следствие проводят. Я, кстати, требовал проведения следственного эксперимента, хотел показать, в каком положении ее застал. Эта поза как раз характерна для воздушной эмболии, а они проигнорировали. Что за следственные действия такие? Одежду мою кровавую на экспертизу не послали, кровь на алкоголь и наличие в ней наркотиков у меня не взяли, хотя обязаны были, флаконы из-под лекарства сутки в номере простояли, и пока им не указал, они их и не трогали, протокол вскрытия скрывают, заставили подписать кучу бумажек на неизвестном языке, а это равносильно, что я чистые листы подписал, потом вписывай в них, что хочешь. А главное — она в течение двух часов разговаривала с русскоязычным доктором, неужели бы не сказала ему, что я ее бил, если это было действительно, вы не находите это подозрительным?
— Я вам еще раз объясняю, это превышает мои полномочия, расскажите это все своему адвокату. Я только осуществляю контроль, чтоб к вам хорошо относились.
— Анатолий Романович, ну, можно, в конце концов, прессу подключить! Пусть журналисты помогут! Дайте информацию в газеты, например в «Комсомолку»! «Невиновный российский турист томится в африканской тюрьме!», или «Загадочная смерть русской туристки в Тунисе!», или…
— Хватит! — с дрожью в голосе произнес Анатолий Романович. — Какие журналисты, вы в своем уме?
— В своем! Я знаю примеры, когда журналисты помогали вытащить наших сограждан из тюрьмы, думаю, они вам тоже известны.
— Мы этим не занимаемся! Если вам надо, то привлекайте сами!
— А как же я их привлеку, если нахожусь в полной изоляции?
— Это ваши проблемы!
Все это время моршед Самир усиленно делал вид, что читает газету, но краем глаза было видно, как он тщательно вслушивается в разговор, ловя каждую фразу.
— Скажите, с вами хорошо обращаются? — неожиданным вопросом дипломат сменил тему. — Не унижают, не бьют, не пытают?
— Спасибо, все хорошо, уже полюбил тунисскую кухню! И ребята в камере замечательные попались. А скажите, вы сами приехали или мое заявление получили? —
— Нет, сам. Никаких заявлений от вас я не получал. Да, тут вам мама переслала письмо и деньги, сто долларов, я разменял их на местные «тугрики», где-то порядка 400 динаров вышло. Я вам сейчас их передам.
Он отдал деньги и полез за письмом.
— Анатолий Романович, передайте незаметно, чтоб моршед не видел.
— Вы что! Я не имею право, я должен сначала показать представителю администрации!
— Да они не отдадут мне его, полтора месяца назад пришло два письма, они их в столицу к цензору отправили и с концами! Отдайте мне!
— Нет, не могу! — с этими словами Пупкин подошел к моршеду и отдал мамино письмо в его лапы.
— Что вы наделали, теперь и это письмо пропадет! Я полгода уже ничего не знаю, что там дома творится! 12 писем написал, ни одного ответа! Может, вы знаете?
— Ну, я только с мамой вашей разговаривал, она говорит, чтоб держался, не унывал!
— А жена? А родственники Натальи, они звонили?
— Жене мы вашей звонили, она отказалась с нами общаться. А родственники покойной на вас большой зуб имеют, думаю, они желают, чтоб вы здесь как можно дольше пробыли.
— Они считают, что я ее и правда убил?
— Ну, точно судить не берусь, но похоже на то.
Страшная мысль пронзила мой мозг, еще, ко всему прочему, и родственники Натальи считают меня убийцей, о как все закрутилось! Я написал матери Наташи два письма, где все обстоятельно изложил, что произошло на самом деле, но ответа не получил.
Консул лукавил, потом уже узнал, что он сам дал информацию родственникам Наташи, что я якобы убил их дочь и за это посажен в тюрьму, где грозит мне приличный срок.
— Ладно, мне пора уже ехать, — засобирался Анатолий Романович. — У вас есть какие-то пожелания?
— Да, все те же. Хочу протокол вскрытия, хочу получать письма и встречи со следователем. Как видите, не много.
— Ну, хорошо, постараюсь помочь в ваших требованиях, — в очередной раз заверил консул. — Да, я вам тут книги принес на русском языке, пособирал там у нас в посольстве и русско-французский словарь.
— Спасибо!
Книги он тоже передал моршеду. К слову сказать, их отправили на просмотр к цензору, но через месяц вернули. Запрещенного ничего не нашли, это были дешевые детективы и любовные романы.
Мы еще немного поговорили, консул сообщил, что в августе была война с Грузией, мы, как всегда, победили (а я и не знал), что в России готовятся к встрече нового, 2009 года. Так прошла очередная наша встреча, сказал пару слов моршеду и ушел, снова не подав руки.
Я остался один на один с моршедом. Попросил его взглянуть на письмо, но тот ласково ответил, что это невозможно, он де на службе, а службой дорожит. Деньги предложил положить в сейф, что я и сделал, взамен дал расписку и объяснил, что как мне потребуются, то выдадут в виде талонов (тюрьмо-деньги) по первому требованию.