Записки из чемоданаТайные дневники первого председателя КГБ, найденные через 25 лет после его смерти
Шрифт:
Полет в Сталинград
Ночью, часа в три позвонили мне от наркома и сказали, чтобы я летел в Сталинград, так как там очень плохо, а сидит Абакумов, который паникует и просится в Москву. Утром попрощался с родными и улетел.
В Сталинграде обстановка действительно была тяжелая. В первый же день прилета немцы под вечер впервые отбомбили Сталинград. Население ходит с хмурым видом, проклинает гитлеровцев, но паники или беспорядков нет. Суровы по-деловому [117] .
117
Как следует из документальных источников, Серов прилетел в Сталинград 18 августа 1942 г. К тому моменту там уже находился начальник военной контрразведки В. Абакумов, а ранее, в июле, успел побывать 1-й зам. наркома В. Меркулов.
Сталин придавал исключительное значение обороне «своего» города. Во многом как раз в связи с наступлением немцев на Сталинград 28 июля он и подписал
В городе, между тем, нарастала паника. Произошла массовая вспышка холеры. Заметно активизировалась агентура противника. Для того чтобы железной рукой навести здесь порядок, в Сталинград и направлялись руководители НКВД. Они должны были пресечь мародерство, дезертирство и панику, вскрыть агентуру, пресечь диверсии на жизненно важных объектах, обеспечить эвакуацию заводов и населения.
Почти ежедневно Меркулов, а затем Абакумов и Серов направляли Берии сводки о принятых оперативно-чекистских мерах, а также о реальном положении дел на фронте: докладам военных Ставка не доверяла. (Христофоров В. С. Сталинград. Органы НКВД накануне и в дни сражения. М.: Московские учебники, 2008. С, 26–28.).
Об оперативной обстановке в Сталинграде свидетельствуют сохранившиеся доклады. Например, в донесении от 23 августа 1942 г. начальник Сталинградского УНКВД Воронин сообщал Берии о задержании за день 1077 военнослужащих, в основном отставших от своих частей, а также переброшенного через линию фронта агента немецкой разведки. (Сталинградская эпопея. Сборник документов. М.: Звонница-МГ, 2000. С. 193.).
Кстати сказать, когда я вечером возвратился отдохнуть в гостиницу, где я остановился, она была разбита. Пропал мой чемодан с вещами. Наверное, если бы я в это время находился тут, то тоже бы погиб.
Нужно сказать, что за время вот уже более года войны мне ужасно везет. Как правило, где бы я ни был, после меня либо разобьют бомбежкой, либо снаряд попадет, а я уже уехал. Видно, под счастливой звездой родился, ну, посмотрим еще, война только началась.
Утром поехал в сторону Калача или, как здесь называют, «Излучина Дона».
Да, забыл сказать, что до этого съездил в Штаб фронта, встретился с Хрущевым и передал ему письмо от Нины Петровны. Хрущев был членом ВС Сталинградского фронта [118] . Вот тоже бедняге везет. Назначают на самые тяжелые фронты. До этого был на Харьковском направлении у Тимошенко.
Продолжаю. Отъехал от Сталинграда километров 30, как вижу — немцы бомбят железнодорожную станцию. Самолеты летают низко, нагло, бензохранилища горят.
Поехал дальше. Смотрю — идут группы красноармейцев в кальсонах, в гимнастерках, многие — с винтовками. На груди гвардейские знаки. Остановил офицера, спрашиваю номер дивизии и что случилось.
118
Нина Петровна — Н. П. Кухарчук (1900–1984), жена Н. С. Хрущева. Сам Никита Сергеевич приехал в Сталинград незадолго до Серова: он был назначен членом Военного совета Сталинградского фронта в июле 1942 г.
Оказывается, это бойцы Московской Гвардейской дивизии, прибывшие в оборону Сталинграда, и находились в Излучине Дона. С утра немцы перешли в наступление, и наши начали отходить. Когда дошли до Излучины, то стали переплавляться вплавь. Многие для облегчения сняли штаны и сапоги и оставили на том берегу.
Одним словом, и смех, и слезы, и обидно. Но отрадно, что бойцы не унывают духом, знают, что идут в Сталинград на переформирование. Оружие не бросили.
В одной деревне нашел штаб 4ТА и командарма, бывшего кавалериста, генерал-майора Крученина* [119] , который оборонял излучину Дона.
119
Описка Серова* В указанный период 4-й танковой армией командовал генерал-майор В. Крючёнкин* (1894–1976).
Когда и вошел, поприветствовав, говорю: «Ну что, навоевались?» Крученин побледнел и молчит. Я только потом сообразил, что я в форме НКВД — 4 ромба. Он подумал, что я его арестовать приехал.
Спрашиваю, как же случилось, что ушли из Излучины, он говорит: «т. Серов, наша 4 танковая армия, только по названию танковая, а на самом деле танки еще не поступили. Всего есть 7 штук. Немец накануне в двух-трех местах прощупал нас, узнал, что нет танков, и пошел в наступление при поддержке танков и авиации. Вот и пришлось отступить».
Я ему посоветовал быстрее собрать отходящие войска и организовать их для дальнейших боев.
Когда мы возвращались в Сталинград, немцы, вернее, отдельные истребители, всю дорогу нас преследовали на бреющем полете, пикировали и обстреливали из пулеметов, но ничего не могли сделать, ни одной царапины.
Я раза два ложился в кювет, а где не было, то убегал от машины. Правда, впереди нас шла тоже военная машина, так ту побили пулями, шофера ранили.
По прибытии в Сталинград я вызвал командира дивизии НКВД полковника Сараева и начальника УНКВД Воронина. 20 лет назад мы с Сараевым вместе учились в т. Кадникове в школе 2-й ст<упени>.
Растолковал ему, что надо делать, где выставить посты для задержания неорганизованно отходящих с фронта, где организовать оборону на подступах к городу, доложить ВС о принятых мерах и с дивизией никуда не
Сараев, как мне потом говорили, стойко держался с дивизией и был награжден ВС фронта орденом [120] .
Их надо сбросить с перевала…
Через два дня после описываемых событий мне приказали из ГОКО срочно вылететь в Тбилиси и принять участие в обороне Кавказских перевалов, куда устремлялся немец. Туда же прилетели генералы Бодин* и другие из Генштаба.
120
10-я стрелковая дивизия НКВД под командованием полковника А. Сараева включала а себя 5 полков и несколько спецподразделений, обшей численностью 7,9 тыс. человек. Ещё в начале лета 1942 г. бойцы дивизии отличились, уничтожив недалеко от ст. Новоанинская немецкий десант, переодетый в красноармейскую форму. В дальнейшем 10-я дивизия, как и другие подразделения НКВД, принимала участие в оборонительных боях на подступах к Сталинграду, героически сражалась внутри города, в том числе на Мамаевом кургане. Сам Сараев 9 августа 1942 г. был также назначен начальником сталинградского гарнизона.
В наградном представлении на него указывалось: «За период боев по защите Сталинграда дивизия тов. Сараева истребила до 15 000 солдат и офицеров противника… Дивизия, возглавляемая т. Сараевым, сыграла большую роль в обороне и защите г. Сталинграда, ведя 40-дневные бои с превосходящими силами пехоты и танков противника, под непрерывным воздействием вражеской авиации». 2 декабря 1942 г. А. Сараев был награжден орденом Ленина, а 7 декабря 1942 г. ему присвоили звание генерал-майора.
Когда я 25 августа прибыл в Штаб округа, там собрались генералы во главе с командующим Закавказским фронтом Тюленевым. Затем появился Берия, член ГОКО. Берия спросил у Тюленева: «Откуда ждете противника, и где наших войск мало?» Тот невнятно ответил, что немец рвется через Клухорский перевал и Марухский перевал к Сухуми, где наступает дивизия СС (командир дивизии генерал-майор Майнц) [121] .
Видно было, что штаб округа плохо был знаком с обстановкой и не готов был для боевых действий, работали по мирному, как будто и войны не было. Кругом в кабинетах, в приемных и коридорах развешаны портреты бывшего министра обороны Тимошенко.
121
Л. Берия, как член ГКО, прибыл из Москвы на Кавказ в середине августа 1942 г. для выполнения директивы Ставки от 30 июля об организации жесткой и прочной обороны перевалов главного Кавказского хребта. Накануне немецкая 17-я армия перешла в наступление под Анапой и Новороссийском. Непосредственно 23 августа началось наступление на Моздок.
Через 11 лет, уже после ареста, Берия так объяснит суть своего приезда: «Я выезжал с заданием прощупать настроение в руководящем составе партийных и советских органов в Закавказье, особенно в Грузии, нет ли панических настроений. Разобраться с обстановкой и постараться прикрыть перевалы Кавказского хребта». (Дело Берии. Приговор обжалованию не подлежит. М.: Демократия, 2012. С. 192.).
Берия подметил это и, выйдя из уборной, спрашивает у Тюленева: «А почему, кацо, нет портрета Тимошенко в уборной?» Тюленев смутился и ответил: «Учтем». Все захохотали. Это дело происходило более чем через год, как министр обороны был т. Сталин, а не Тимошенко.
Когда было учтено, что самое опасное направление движения немцев — Клухорский и Марухский перевалы, что там немцы продвигаются по 4–6 км в сутки, то Берия сразу сказал, обращаясь ко мне: «Забирай, кого тебе надо из генералов, и сейчас же отправляйся на перевалы. Немца надо задержать» [122] .
122
Контроль над перевалами через Главный Кавказский хребет позволял Красной Армии не допустить противника к важным стратегическим пунктам, прежде всею к месторождениям нефти и руды. Бездарное командование, неумелое распределение сил Красной Армии привели к тому, что немецкие части, хорошо подготовленные для ведения войны в горных условиях, заняли важнейшие перевалы. Тем не менее, упорство защитников Кавказа сыграло свою роль: захватчикам не позволили прорваться в Закавказье.
Мне показалось, что он как-то неприязненно на меня посмотрел. Ведь на этом совещании были грузины из ЦК, ни одного не послал туда, хотя оборонять надо было Грузию, побережье, Сухуми. Я сказал, что мне нужны в помощь генерал Добрынин* и генерал-лейтенант Сладкевич*, которые со мной учились в Академии Фрунзе. Берия согласился. Мы вышли. [123]
Через час нам организовали отдельный паровоз, куда мы прицепили вагон с оружием и выехали в Сухуми.
Утром в Сухуми нас встретили, дали верховых лошадей, и мы подались в горы. Надо было пройти 60 км по горам. Погода стоила жаркая, сухая (конец августа).
123
С генералами НКВД Сладкевичем и Добрыниным Серова объединяла не только учеба в Академии. Осенью 1941 г. они были назначены начальниками секторов Зоны охраны Москвы. Всей Зоной руководил Серов.