Записки из Книги Лиц
Шрифт:
Многочасовая лезгинка закончилась хеппи бездей. Прорушка надвое сказала. Рука проваливается в сжимаемую ей пустоту, тело проваливается в кровать, кровать — в пол. Один только пол остается висеть — четвертый этаж, как он не падает? В полу моей спальни открылось окно, там — подпольная типография, и оттуда вышли две кошки
Масса прошлого давит и просачивается желанием написать что-то большое. Это не поток сознания — это поток подсознания. Но последнее теряет приставку, как только высвечивается на экране моего компа.
Безумно ощущение вещности мира. Протянуть руку и взять дом. Одинокая радость вратаря команды, забившей гол. Радость дальнозоркая и близорукая.
Вылечить нельзя, удалить невозможно. Закрыт на запись. Завирусованный файл, словно осколок в теле — неопасно, глубоко, противно знать, что он есть. Сиамский близнец совершил братоубийство. Невыносимая легкость бытия — а казалось: какое претенциозное название. Невыносимо сознание, что цели нет. Дед Мороз в шортах и темных очках приземлился на чей-то балкон с мешком подарков и суетится около постиранного белья. Чья это лайкра? Хозяйкина, сказала очередная «районская» золушка, пряча за спиной красные руки, а мне что-нибудь? Ты не по моей части, фея подъедет к вечеру. Женский голос зовет по-английски — в комнату, в дневные сумерки, спрятанные ленивым летним колыханием занавесок. Торопит перебрать очередную партию чечевицы?
Невидимый манекен скрестил ступни в витрине обувного магазина. Стесняюсь идти поближе к водяному столбу — нежелание уподобляться, стадность в маске своего антипода. Земля — одна большая провинция самой себя. Аугустабуриан. Нашакомнатарзураз. Однажды я привел в порядок книжные полки, и он обиделся. Хотя.
Большой человек с одной черной бровью на маленькой площади. Стендаль написал еще «и белое».
Что больше всего меня поразило в той большой книге с картинками — это два брахиозавра, стоявшие на дне и дышавшие свежим воздухом — хотя кто его знает, какой воздух предусмотрен в компьютерной игре под названием какой-то там зой или цен? А у неандертальцев было выражение какой-то сосредоточенной печали на — да, конечно, лице.
Эти страницы были приятно-шершавы, черная суперобложка чуть надорвалась вверху, открывая солидно-серый, не тронутый временем переплет. Кошка тычется мордой в пальцы, мегая набирать тектс. Особюенно неприятно, уогдв напипаешь парольв интерент. Мне нужно немного отдыха — или того, что осталось.
Странное ощущение, что уже умер — может, потому, что никогда не был так жив? Версаче, чем что? Уметь наслаждаться прошлым. Не прикидывайтесь слонами. Перетекаю ли я в то, что пишу? Новый маршрут — он какой-то особый. Странное ощущение, к которому стремился всю жизнь.
Неизбежный вопрос
Клавиши «липнут» к пальцам, по буквам диктуя мне все, что осталось. Курсор тянет за собой нить, часто-часто ныряет в экран, к голодным гостям, и обратно, на кухню — посмотреть, готово ли угощение, и не пора ли рисовать кремом на румяной корке сладкое слово «КОНЕЦ»?