Записки из Срединного царства
Шрифт:
Невиданные шаманы оживают своей оккультной угрозой, бабки-гадалки отливают человеческие судьбы из воска или разводят беды руками. Алкоголик Вася, возведенный то ли собственными экстрасенсорными способностями, то ли человеческой манией мифотворчества в статус старца, спасается в запое от бесконечной очереди ждущих его мановений и слов. Карты Таро упрямо вершат судьбу бедняги, не могущего размыкать свою русскую долю, помноженную на сибирскую неприютность. И за всей этой бабайщиной маячит жуткий призрак Распутина.
Ёкарный Бабай, такой комичный в нашем обращении, обретает плоть и дух. Он выстраивает бурятские хороводы вокруг сакральной горы, чтобы человек мог знать, будет урожай или нет. И даже если тема
Суеверные китайцы лучше нас наслышаны обо всех сибирских чудесах и наперегонки ломятся в эдакое паломничество, пытаясь надышаться энергетикой Байкала. Трудно сказать, что они заполонили раньше и что для них притягательней – колдовское озеро или культурные камни обеих столиц.
Отсюда кажется, что это Москва и Ярославль – далекое и непонятное Забайкалье, где давно расчищено пространство русских душ для святого Христова алтаря. Отсюда мы выглядим более православными, чем являемся на самом деле. Нам уже не мешает Бабка-Ёжка, Масленица и Коляда. Мы просвещены наукой и защищены бесчисленными монастырями, хранящими многовековое предание. Наши хороводы карнавальны. Наши суеверия подчинены туристическому капиталу.
«Чего ты хочешь? – говорит Марина в защиту своей малой родины, – Мы и живем-то тут только триста лет. Сто лет на то, чтобы обуздать местное население, хотя и сейчас буряты нас не любят, из-за того, что мы заняли их земли. Сто лет на то, что обустроиться, построить инфраструктуру, и вот еще сто лет, чтобы создавать культуру. Что это по сравнению с тысячелетней историей твоего города? Ангарску вообще только семьдесят лет».
А для меня ее слова как откровение Зулейхи [6] , которая душой прикипела к Ангаре и теперь считает эту убийственную леденящую природу родной.
Но мне кажется, что, сколько бы ни прошло времени: пятьсот или тысяча лет – в недрах Сибири все еще будет пульсировать неведомая, но мощная по своей энергетике жизнь погребенного древнего Титана, оставшегося от дочеловеческих времен. Если, конечно, бедная Сибирь выживет в этом страшном и беспринципном процессе ее разграбления исчадиями потребительского общества. Сибирь, живи!
6
Героиня романа Г. Яхиной «Зулейха открывает глаза».
День восьмой, получивший название «Ху великолепный»
Какая прелесть все-таки эти социальные сети, и особенно, китайский вичат! Не успела я выложить новые фотографии и поделится ими с друзьями, как о моем существовании вспомнил профессор Джун, святыми умениями которого заводить знакомства по всему Китаю, я благополучно добралась до места и даже посмотрела Харбин, когда впервые попала в Поднебесную. Но об этом чуть позже. Теперь профессор Джун в очередной раз снабдил меня новым знакомством, отыскав закадычного друга в Шицзячжуане. Да и не просто друга, а человека, говорящего по-английски. И вот в вичатовские [7] друзья просится официозный на вид, неопределенного возраста, косоглазый (как бы каламбурно это не звучало) японец, если судить по фотографии и месту, привязанному к аккаунту.
7
WeChat – самое популярное приложение в Китае: мессенджер, социальная сеть, кошелек и еще много чего в одном.
Я панически боюсь японцев, тем более одетых в западные костюмы, тем более умных.
Но профессор Джун – он настоящий япономан! А новый знакомый оказался бывшим сокурсником профессора и китайцем. К тому же успешным бизнесменом, хорошим семьянином, и, конечно, тоже япономаном. Но самым замечательным оказалось имя нового друга – – в интерпретации нашего мобильного переводчика «Ху великолепный». Так мы его и занесем в телефонную записную книжку. Хорошо, что в его фамилии только две буквы, а то как потом я объясняла бы это мужу.
Итак, за неимением возможности назначить встречу на нейтральной территории из-за незнания местности и риска самим не прийти, мы раскрыли Ху все явки и пароли и принялись усиленно ожидать его в гости. Мы даже приготовили чай и расщедрились на шоколад, запасы которого тают, как айсберг в океане.
Откуда нам было знать, что у человека имеется свой чайный домик, и уж если кто и имеет право на территории Китая угощать китайским же чаем, так это уж точно не мы! Однако, соблюдая приличия, Ху пытался пить наш чай. Правда, не очень успешно. Да и шоколад пришелся по вкусу явно через силу. Поэтому Ху очень быстро проголодался у нашего по-русски гостеприимного стола. И видимо, задумал ответную месть, так как пригласил нас на ужин.
Месть удалась только наполовину. Я ведь человек бывалый в Китае, и очень осторожно подхожу к выбору блюд. Вот сегодня удачно купила баоцзы. Повезло! А из предложенных Ху блюд выбрала пельмени. Пельмени, они и в Африке пельмени, хотя неожиданность начинки может заставить усомниться в этом. А вот Марина нахлебалась китайской кухни по полной. Несколько разновидностей тофу: от ровных классических кубиков до рыхлого и пористого, напоминающего размокший хлеб. Китайский бекон, если вы понимаете, о чем речь. Пшеничная или рисовая (я не пробовала) лапша. Все это сварено в видавшем виды бульоне. Комментарий подруги был неумолим и груб. Оказывается, она и предположить не могла, когда выбирала заковыристые и привлекательные на вид вкусняшки, что это будут превращать в суповую братскую могилу. Благо, по китайским обычаям оставить недоеденную еду в тарелке не приравнивается к предательству дюди Ленина… Так что сегодня поход на дешевый продуктовый рынок не состоялся, а что будет завтра: поживем – увидим.
Спасибо тебе, великолепный Ху, за незабываемый вечер! Все пройдет, но твое имя останется в нашей памяти (ха-ха-ха).
День девятый, медицинский
Китайская медицина – отдельная песня. Впервые оказавшись в китайской поликлинике-больнице (а в Китае то ли повсеместно, то ли как правило, больницы и поликлиники не разделены), я была шокирована смешением быстрого и качественного медицинского обслуживания и общей антисанитарией, неприкрытостью страдания больных, спящими на металлических креслах посетителями в ожидании, видимо, анализов или больных родственников, затерявшихся в лабиринтах лечения.
Наша заболевшая девочка Маша, с наклеенным на лоб антитемпературным пластырем, механизм действия которого так и остался для меня неразгадкой, как, собственно, и результативность, тоже прикорнула поперек нескольких сидений и благополучно проспала до получения результатов анализа. Хорошо хоть ей не втетерили капельницу. Люди в капельницах, люди с малышами на руках в капельницах – это, наверное, самый острый культурно-шоковый момент. Для русского сознания капельница – это уже определенно серьезное лечение, такое, которое назначают, если инъекции уже не действуют. Хотя, впрочем, я не знаток медицины, это мое обывательское представление. Но китайцы капельницами явно злоупотребляют.