Записки из тайника
Шрифт:
Из того, что я знал и что приходилось слышать, у меня сложилось впечатление, что лидеры нашего Советского государства сознательно провоцируют атомную войну. Настанет момент, когда они, окончательно потеряв голову, начнут ее. Достаточно вспомнить, как вел себя Хрущев в связи с берлинской проблемой.
Советские лидеры отлично знают, что западный мир и особенно американцы не хотят атомной войны. Стремление к миру, которое свойственно моим западным друзьям, советские лидеры пытаются обратить себе на пользу. Именно они хотят спровоцировать новую войну. Это откроет путь к мировому господству. С каждым днем я боюсь этого все больше. И этот страх подтверждает правильность моего решения вступить в эту невидимую
В Москве я живу в обстановке ядерного кошмара. Я знаю, как интенсивно идет подготовка к войне. Я знаю губительное действие новой военной доктрины, описанной в совершенно секретном досье «Специальная документация» — нанесение упреждающего удара любой ценой. Я знаю, что представляют собой новые ракеты и боеголовки. Я передал их описание своим друзьям. Представьте себе пятидесятимегатонную бомбу, по меньшей мере вдвое превышающую предполагаемую силу взрыва. Они очень довольны собой.
Я должен сокрушить этих людей. Они уничтожают русский народ. Я с моими союзниками, моими новыми друзьями сокрушу их. И да поможет нам Бог в этих великих и важных деяниях.
Необходимо каким-то образом направить энергию и огромные материальные и людские ресурсы Советского Союза на мирные цели — чтобы не допустить крупного мирового конфликта. Я думаю, что надо организовывать конфиденциальные встречи. Только не саммиты, которые обожает Хрущев. Решения, принятые на таких саммитах, он будет использовать для повышения своего престижа при встречах с глазу на глаз с США и Англией. Это вы, живущие на Западе, должны уяснить.
Поэтому я и делюсь своими наблюдениями с жителями Соединенных Штатов и Великобритании.
Многие обстоятельства способствовали принятию моего решения. Последние три года жизни были мучительными для меня, не только потому, что мне предстояло сделать важный выбор, но и по многим другим причинам, о которых я расскажу ниже.
Я долго и напряженно думал, какое же решение мне все-таки принять. И прошу лишь об одном — чтобы вы поверили в искренность моего выбора. Я хочу внести свой вклад, может, и скромный, но, с моей точки зрения, достаточно весомый, в наше общее дело. С этого момента я считаю себя вашим солдатом, обязанным достойно выполнять все, что будет мне поручено. И выполнению этой возложенной на себя обязанности я готов отдать все свои силы, знания и жизнь.
Учитывая все вышесказанное, хочу сообщить, что ступаю на новую стезю не с пустыми руками. Я прекрасно понимаю, что в дополнение к словам и идеям необходимо представить убедительные доказательства, подтверждающие слова. У меня они есть. И есть твердая решимость делать свое дело.
Предисловие к главе II
Естественно, что Пеньковский начал свои «Записки» с изложения сухих фактов собственной биографии. Она безупречна. Даже прокурор на процессе 1963 года признал, что «Пеньковский производил впечатление отличного работника. Он стремительно, поднимался по ступеням своей карьеры…». Биография его служит стержнем и главным содержанием «Записок». До 1949 года они представляют собой обычный рассказ об офицере-артиллеристе Советской Армии, с достоинствами выше среднего, которые позволили ему в тридцать один год стать полковником. В том году Пеньковский поступил в Военно-дипломатическую академию. Это стало поворотным моментом в его жизни. В последовавшие месяцы новоиспеченный полковник расстался с относительно простой и ясной жизнью профессионального солдата и поступил на службу в разведку.
Советская разведывательная служба не имеет ничего общего с американской, английской или французской, которые представляют собой организации, созданные на более или менее конфиденциальной основе и предназначенные для выяснения военных секретов других государств и предотвращения утечки или похищения
В течение трех лет учебы в Военно-дипломатической академии Пеньковский зарекомендовал себя с самой лучшей стороны, равно как и позже, во время службы в военном атташате в Анкаре. Он существенно отличался в лучшую сторону от других сотрудников атташата. Он обладал привлекательными личностными качествами, достаточно свободно владел английским. Его жена, знавшая французский, не отличавшаяся особой разговорчивостью, была весьма миловидна и отличалась деликатностью и воспитанностью.
В Анкаре Пеньковский сумел установить с сотрудниками военных атташатов западных стран доверительные отношения, о последствиях которых те и не догадывались. Турки же воспринимали его как обычного советского атташе, за которым надлежит вести слежку. Кроме единственной поездки в Трапезунд, на место крушения советского военного самолета, он предпочитал не выезжать из столицы, где вел рутинную жизнь члена дипломатического сообщества. Первые несколько месяцев своего пребывания в Турции Пеньковский исполнял обязанности резидента, то есть на него были возложены начальственные полномочия, что ему весьма импонировало. Он занимался привычными делами военной разведки и осуществлял контроль за работой агентов ГРУ.
Скрытая от внешнего мира под покровом благопристойности деятельность советских разведывательных миссий в Анкаре оставляла желать много лучшего, не говоря уже о поношениях друг друга, наветах и склоках. (Вавилов, шеф местной резидентуры КГБ, сделал жене Пеньковского гнусное предложение, и Пеньковский был возмущен этим до крайности.) С появлением нового резидента ГРУ Рубенко (он же Савченко) дела пошли далеко не лучшим образом. Он был груб, властен и, кроме того, носил генеральские погоны. Он постоянно отвергал рекомендации Пеньковского, касавшиеся работы с агентурой, и в конце концов Пеньковский доложил об этом в Москву.
Неприятности Пеньковского в отношениях с начальством вряд ли были исключением в советской системе, где конфликты между соперничающими чиновниками были скорее правилом, чем исключением. Тем не менее поведение полковника Генерального штаба, пользующегося доверием и обладающего высокими связями, который бросил вызов власти своего начальника-генерала, напоминало действия упрямого шофера, который погиб, избрав из упрямства заведомо опасный путь. ГРУ — это военная организация, и ни один генерал не потерпит, чтобы кто-то из подчиненных через его голову обращался к партийному руководству.
По возвращении Пеньковского в Москву в штаб-квартире ГРУ на Арбате ему ясно дали понять, что лавров героя он не получит. Его жена Вера была огорчена и разочарована, что долгожданное пребывание за границей так быстро закончилось — они пробыли в Турции чуть больше года; она лишилась возможности бывать на приемах, беседовать по-французски с иностранцами. А решение судьбы экс-полковника артиллерии было отложено в долгий ящик; ему придется бесконечно долго ждать нового назначения. И как признается Пеньковский, потребовалось вмешательство маршала Варенцова, чтобы его направили на девятимесячные курсы по ракетному вооружению.