Обыкновенный человек мог бы вскоре забыть подобные заблуждения, но там, где чувство благородства глубоко пустило свои корни,
одно без умысла совершенное преступление навеки возмущает душу. Сие печальным и страшным опытом доказал всякого сожаления достойный несчастный Мур, ужасная кончина коего подробно описана в записках господина Головнина. Я не могу, однако же, не упомянуть об одном сильно меня поразившем его поступке. Когда он по освобождении взошел к нам на шлюп, я в восторге, принимая всех в дружеские мои объятия, приступил и к нему, тогда несчастный Мур, устранившись, снял с себя саблю и, подавая мне оную, печальным голосом сказал: «Я недостоин, я недостоин, прикажите мне занять на шлюпе то место, где содержатся преступники».
Предоставляю читателю судить о тех чувствах, которые вдруг стеснили радостью исполненное мое сердце, но чтобы скорее прекратить и скрыть от низших служителей сию сцену, я взял от него саблю, сказав: «Принимаю ее в знак памяти сего счастливого для нас дня», и повел его в каюту. За мною вошли и все офицеры; тогда капитан Головнин и штурман Хлебников начали благодарить их за труды, подъятые для их избавления [108] . Господин Мур сделал то же с выражением большой чувствительности, но, обращаясь ко мне, беспрерывно повторял: «Я недостоин». Господин Головнин старался удостоверить его, что предает все забвению, и просил его убедительнейше не воспоминать никогда о тех неприятностях, которые во время их несчастья произошли от его отчаяния. Осужденный своею совестью несчастный Мур большею частью молчал, и слова, казалось, не имели никакого почти над ним впечатления.
108
При
сем случае капитан Головнин подарил мне достопамятную свою саблю, которую во время его плена любопытствовал видеть японский император. Сей драгоценный для меня памятник по чувствам моим всегда почитаться будет истинною для меня наградою. Г-н Головнин также в память своего избавления подарил всем офицерам шлюпа зрительные свои трубы, астрономические инструменты и пистолеты; при сем не могу я умолчать о благодарности, изъявленной им нижним чинам. Из денег, вырученных за проданное в Охотске с аукциона после взятия в плен его имущество, дал он старшим унтер-офицерам по 100 рублей, младшим – по 75 рублей, а рядовым – по 25 рублей; матросам же, бывшим с ним в плену, – по 500 рублей, а сверх того Макарову, который оказал ему в плену известные уже читателю услуги, назначил получать ежегодно полное количество морского провианта, какое сле дует по регламенту матросу на кораблях, из деревни его в Рязанской губернии, близ которой находится родина Макарова. Курильцу Алексею г-н Головнин подарил плотничных инструментов, винтовку, пороху, свинцу и табаку на 250 рублей.
Прочие его поступки читателю уже известны. Господин Мур был молодой человек с талантами, по службе всегда был известен с хорошей стороны, к познаниям отличного морского офицера присоединял он сведения в других науках, разумел несколько иностранных языков и на двух свободно изъяснялся. При таких познаниях с благородною душою, чувствительным сердцем и любезными свойствами он не мог не быть уважаем и любим. И я уверен, что не одни мы, его сослуживцы, пораженные ужасною кончиною, оплакиваем участь его, но и все знавшие его разделяют с нами сие горестное чувство.